— А что вы хотели? Это джунгли. Если мы сейчас повернем назад, ближе к Сан-Текилло нам вновь придется прорубать себе путь. А напрямик через не тронутый лес мы, пожалуй, и год продирались бы!
— Замечательно,— просипел Мордаун. Жара и духота мучили его немногим меньше, чем меня, и крыс безвольно свисал, наполовину вывалившись из кармана Жака.— У нас есть все шансы бродить в поисках этого племени всю оставшуюся жизнь...
Ябы и рад вам помочь, но мое племя из других мест, У нас, конечно, тоже есть тотемы, и жрецы любят поговорить о силе, которую им дают духи, но сам ‚ я ни разу не видел этим словам подтверждения. По мне, так все они бездельники, неплохо устроившие в жизни благодаря хорошо подвешенному языку.
— Надеюсь, ты ошибаешься. Иначе вся наша экспедици окажется пустой затеей.
— Поживем — увидим. Я знаю пару племен, обосновавшихся в тех местах еще до того, как сюда приплыли первые викинги. Попытаемся узнать что-нибудь там.
На десятый день мы добрались наконец до города. Нехренаско-дель-Пупо оказался еще меньше, чем Сан-Текилло. Можно было бы добавить — и «еще более сонный», но это, пожалуй, было просто невозможно.
Мы провели в городе двое суток — пополнили запасы продовольствия и выспались на настоящих кроватях с относительно свежим бельем. Кроме того, у местного сапожника заказали пару сапог, а у портного — два комплекта повседневной одежды — для меня. За это время Боливар попытался узнать, чем закончилась революция в Сан-Текилло, но мы сами оказались источником свежих новостей.
Осторожно обходя вопрос о нашей причастности к событиям, мы но нескольку раз за день вынуждены были рассказывать, как начался бунт, что происходило ночью на площади перед тюрьмой, и традиционно разводить руками в ответ на вопрос «Что же было дальше?». Общественность была приятно шокирована новостями. На фоне однообразных будней такие события и впрямь несли некий аромат свежести. В городе мгновенно возникло несколько организаций в поддержку революции и примерно столько же в защиту существующего уклада. Первые стали называть себя «текилльянцы», а вторые соответственно «антитекилльянцы». Деятельность обеих партий заключалась в «политических дебатах» совместном распитии вина в ближайшем кабаке, сопровождающихся невнятными обвинениями в адрес друг друга и выкрикиванием политических лозунгов.
— Надо отправляться дальше,— проворчал наблюдающий за дебатами второй вечер подряд Боливар.— А то мы опять окажемся в центре революционного движения.
В подтверждение его слов дебаты традиционно переросли в потасовку.
К счастью, сапоги для меня были уже готовы. В тот же вечер доставили и панталоны с чулками. Больше нас в Нехренаско-дель-Пупо ничто не держало, так что решено было выступать завтра же утром.
В правильности этого решения мы еще успели убедиться. Ночью «теккильянцы» все-таки перешли от слов к делу и попытались взять штурмом ратушу. «Антитеккильянцы» при поддержке городской стражи штурм отбили. Отчаявшись победить превосходящие силы, повстанцы применили творение одного местного изобретателя, в силу неуемного стремления ко всякому прогрессу присоединившегося к партии революции. Навозная бомба оказалась воистину безжалостным оружием массового поражения. И при этом совершенно неразборчивым.
Так что утро мы встречали вместе со всем населением города на окружающих его холмах. Оставив жителей дожидаться, пока с улиц выветрится запах свободы, наш отряд углубился в джунгли. Дорогу все еще приходилось расчищать, но по сравнению с тем, как мы добирались до Нехренаско-дель-Пугюо, это была просто-таки торная тропа! Местами даже удавалось ехать на лошадях. По словам Боливара, до ближайшего поселения индейцев племени базука, где он рассчитывал получить хоть какую-то информацию о шаманах-оборотнях, добираться предстояло дня три. Так и вышло. К концу третьего дня тропа расширилась, постепенно превращаясь во вполне приличную дорогу. Вскоре обнаружился и первый дорожный указатель, правда несколько озадачивший нас. Столб представлял собою весьма тонкой резьбы скульптуру, изображав статую гротескно-уродливого человека, попирающего ногами некоё странное существо, напоминавшее одновременно свинью и таксу. На голове человек держал крылатый череп с рогами. Венчала столб доска с надписью латиницей El Dorado и стрелкой, указывающей куда-то в сторону от деревни.
— И что это значит? — выразил общее недоумение Морган.
— А по-моему, смысл очевиден,— произнесла Коллет.— В той стороне находится легендарное El Dorado, но тем, кто отправится на его поиски, грозит крылатая смерть. Я права?
— Ну... почти,— хмыкнул Боливар.— На самом деле здесь мы видим изображение конкистадора видите, он верхом на лошади...
— Это лошадь?!
— Тихо, Иголка. Художник так видит мир... Извини, Боливар, продолжай, пожалуйста.
— Так вот, это конкистадор на лошади, а голову его оседлал злой дух Тупотрираза. Этот дух известен тем, что одержимы им человек не понимает, что ему говорят, если не повторить это три раза.
— Гм… И как же этот ребус тогда расшифровывается?
— Тупые испанцы в третий раз повторяем — El Dorado в той стороне. Примерно так. Вообще, это старая история. Когда-то давным-давно, когда конкистадоры только высадились в этих местах, какая-то сволочь пустила слух, что у индейцев навалом золота, мы ему якобы даже цену не знаем и чуть ли не дороги золотыми самородками мостим. Не знаю, кто как, но я, например, цену золоту знаю прекрасно, а вот дорог в нашей деревне никогда не мостили. Не то что золотом, а в принципе. Но испанцы же упорные! Каждая экспедиция начиналась с деревни базука — конкистадоры обязательно заявлялись туда и требовали отдать золото за какие-то дурацкие стеклянные бусы и зеркала. Базука и впрямь цену золоту не знаю — они его сроду в глаза не видели. Чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть, как они живут. Но конкистадоры все равно продолжали приходить, отрывали базука от дел, вытаптывали поля, вот старейшины и придумали хитрость. Был среди них один мастер складно врать — его в молодости даже частенько поколачивали за всякие выдумки. Ну а когда состарился, стал в племени почетным сказителем. Вот ему и поручили заморочить испанцам головы. Сказитель этот подумал-подумал, да и сочинил сказку о Золотой Стране. Когда в очередной раз в деревню явились испанцы, он рассказал им, будто бы в джунглях на западе есть большая страна с настоящими городами, стены которых покрыты плитами из золота, а жители настолько богаты, что уже просто выбрасывают золотые слитки в озеро. Так и появилась легенда об El Dorado.
— И как, помогло?
— Вообще-то не очень. Теперь каждый новый отряд конкистадоров является к базука узнать дорогу к El Dorado. Базука уже и столб этот поставили — все без толку.
— Это плохо,— вздохнул Николас.— Если их так достали незваные гости, то они и нас пошлют… искать El Dorado.
Боливар пожал плечами:
— Будем надеяться на лучшее. Ну а если я прогонят, тут неподалеку еще одна деревня есть — племени тугриков, попробуем что-нибудь узнать там, Их испанцы меньше достали, так что не прогонят.
— А почему бы тогда сразу к ним не направиться, если они более дружелюбны к путешественникам?
— Дело в том, что они ничего за просто так не делают, только за плату. И у них это очень хорошо получается — редкий странник покинет их племя раньше, чем они выманят у него все подчистую, Честно говоря, даже я опасаюсь к ним соваться. Так что давайте сначала попытаем счастья у базука.
Доводы Боливара показались мне убедительными, и наш отряд тронулся дальше — по следам многочисленных отрядов конкистадоров. Вскоре тропа превратилась в хорошо протоптанную дорожку, потом джунгли разом отступили, и мы поехали дальше между зеленеющими полями. Росло на них что-то странное, что я не смог опознать,— высокие, похожие на палки стебли, увенчанные чем-то вроде длинных шишек. Больше всего они походили на посох церемониймейстера, и, не расти они на явно окультуренных полях, мне бы и в голову не пришло, что это что-то полезное. Кое-где из сплошных зарослей «посохов» торчали головы в широкополых шляпах из соломы. Головы поворачивались нам вслед и смотрели, как мне показалось, с неодобрением.