Озеро было глубокое — въ нѣкоторыхъ мѣстахъ на тридцать футовъ — но рѣчка рѣдко гдѣ была глубже чѣмъ на три фута, и въ самыхъ широкихъ мѣстахъ простиралась лишь футовъ на восемь. Ея дно и берега были такіе же, какъ дно и берега заводи — и если въ отношеніи живописности; имъ что-нибудь можно было поставить въ недостатокъ, такъ это избытокъ чистоты.
Пространство зеленаго дерна было, тамъ и сямъ, смягчено отдѣльными, бросающимися въ глаза, порослями, какъ напримѣръ, гортензіей, или обыкновенной калиной, или душистымъ чубучникомъ; или, всего чаще, отдѣльными гроздьями цвѣтовъ герани, представавшихъ въ пышномъ разнообразіи. Эти послѣдніе цвѣты росли въ горшкахъ, тщательно скрытыхъ въ почвѣ, чтобы дать растенію видъ мѣстныхъ. Кромѣ всего этого, бархатъ луга былъ изысканнымъ образомъ усѣянъ множествомъ овецъ, которыя паслись въ долинѣ вмѣстѣ съ тремя ручными ланями, и многочисленными блистательно оперенными утками. Надзоръ за этими существами, всѣми вмѣстѣ и каждымъ въ отдѣльности, былъ, повидимому, вполнѣ предоставленъ огромному дворовому псу.
Вдоль восточныхъ и западныхъ утесовъ — тамъ, гдѣ въ верхней части горнаго полукруга возвышенности были болѣе или менѣе обрывисты — въ большомъ количествѣ разростался плющъ — такъ что лишь тамъ и сямъ виднѣлся кусокъ неприкрытаго камня. Сѣверный обрывъ, подобнымъ образомъ, былъ почти весь одѣтъ рѣдкостно пышными виноградными побѣгами; нѣкоторые изъ нихъ возникали изъ почвы у самого основанія утеса, другіе свѣшивались съ его высокихъ выступовъ.
Небольшое возвышеніе, являвшееся нижней границей этого небольшого помѣстья, было увѣнчано стѣной изъ сплошнаго камня, достаточной высоты, чтобы удержать лань отъ бѣгства. Кромѣ этого, нигдѣ не было видно ничего, похожаго на ограду; нигдѣ и не было надобности ни въ какой искусственной загородкѣ: если бы какая-нибудь овца, заблудившись, захотѣла выйти, лощиной, изъ долины, она, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, была бы удержана крутой скалистой стѣной, съ которой ниспадалъ потокъ, обратившій на себя мое вниманіе, когда я только что подошелъ къ помѣстью. Словомъ, входить и выходить можно было только черезъ ворота, занимавшія горный проходъ на дорогѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ ниже отъ того пункта, гдѣ я остановился, чтобы осмотрѣться.
Я говорилъ, что рѣчка, на всемъ своемъ протяженіи, шла очень неправильными извивами. Два ея главныя направленія, какъ я сказалъ, шли сперва отъ запада къ востоку, и потомъ отъ сѣвера къ югу. На поворотѣ, теченіе, уклоняясь назадъ, дѣлало почти круговую скобку, образуя полуостровъ, очень похожій на островъ, приблизительно въ шестнадцатую долю десятины. На этомъ полуостровѣ стоялъ жилой домъ — и если я скажу, что этоть домъ, подобно адской террасѣ, увидѣнной Ватекомъ, "était d'une architecture inconnue dans les annales de la terre" [1], я этимъ только скажу, что весь его ensemble поразилъ меня самымъ острымъ чувствомъ новнзны и общей соразмѣрности — словомъ, чувствомъ поэзіи — (ибо врядъ ли я могъ бы дать болѣе строгое опредѣленіе поэзіи, въ отвлеченномъ смыслѣ, иначе, чѣмъ употребивъ именно эти слова) — и я нe разумѣю этимъ, чтобы хотя въ какомъ-нибудь отношеніи здѣсь было что-нибудь преувеличенное.
На самомъ дѣлѣ, ничто не могло быть болѣе простымъ — ничто не могло быть до такой степени безпритязательнымъ, какъ этотъ коттэджъ. Чудесное впечатлѣніе, производимое имъ, крылось всецѣло въ томъ, что по художественности своей онъ былъ какъ картина. Смотря на него, я могъ бы подумать, что какой-нибудь выдающійся пейзажистъ создалъ его своею кистью.
Тотъ пунктъ, съ котораго я сперва увидалъ долину, былъ хорошъ, но онъ не былъ лучшимъ для обозрѣнія дома. Я поэтому опишу домъ такъ, какъ я его увидѣлъ позднѣе — съ каменной стѣны на южномъ краѣ горнаго полукруга.
Главное зданіе простиралось приблизительно на двадцать четыре фута въ длину и на шестнадцать въ ширину — никакъ не больше. Вся его вышина, отъ основанія до верхней точки кровли, не превышала восемнадцати футовъ. Къ западному краю строенія примыкало другое, приблизительно на треть меньшее въ своихъ размѣрахъ:- линія его фасада отступала назадъ на два ярда отъ фасада большаго дома; и его кровля, конечно, была значительно ниже кровли главнаго строенія. Подъ прямымъ угломъ къ этимъ зданіямъ, и не изъ задняго фасада главнаго строенія — не вполнѣ въ серединѣ — простиралось третье зданіе, очень маленькое — въ общемъ на треть меньше западнаго крыла. Кровли двухъ болѣе значительныхъ построекъ были очень покатыя — онѣ убѣгали отъ конька длинной вогнутой линіей, и простирались по крайней мѣрѣ на четыре фута за предѣлы стѣнъ фасада, такимъ образомъ, что образовывали кровлю двухъ галлерей. Эти послѣднія кровли, конечно, не нуждались въ поддержкѣ; но такъ какъ онѣ имѣли видъ нуждающихся въ ней, легкія и совершенно гладкія колонны были помѣщены въ углахъ. Кровля сѣвернаго крыла являлась простымъ продолженіемъ нѣкоторой части главной кровли. Между главнымъ зданіемъ и западнымъ крыломъ поднималась очень высокая и скорѣе тонкая четырехугольная труба изъ необожженныхъ голландскихъ кирпичей, поперемѣнно то черныхъ, то красныхъ:- на верхушкѣ кирпичи выступали легкимъ карнизомъ. Надъ щипцомъ кровли также выдѣлялись значительнымъ выступомъ: въ главномъ зданіи фута на четыре къ востоку и фута на два къ западу. Главный входъ находился въ самомъ большомъ зданіи, и помѣщался не вполнѣ симметрично, нѣсколько отступая къ востоку, между тѣмъ какъ два окна отступали къ западу. Эти послѣднія не доходили до полу, но были гораздо длиннѣе и уже обыкновеннаго — у нихъ было по одной ставнѣ, подобной дверямъ — стекла имѣли форму косоугольника, но были очень широки. Въ самой двери верхняя часть была изъ стекла, имѣвшаго также форму косоугольниковъ — на ночь они закрывались подвижной ставней. Дверь въ западномъ крылѣ находилась около конька, и была совершенно простая. На югь выходило одно окно. Въ сѣверномъ крылѣ не было внѣшней двери, и въ немъ было также одно окно, выходившее на востокъ.