Собравшийся метнуть посох, как копье, Тим остановил руку на полувзмахе. Нагльфарк полностью скрылся за белой пеленой, но с когтей орла срывались все новые и новые молнии и били в облако пара, почти не переставая.
Мощно взмахнув крыльями, орел на потоке горячего воздуха поднялся еще выше. Круг за кругом чертил он по небу бесконечную спираль, зорко вглядываясь вниз. От Нагльфарка, пробивая непроницаемую для глаз пелену, рванулись вверх несколько стрел, но ни одна не достигла гигантской птицы.
"Неужели победа!" - Павел приподнялся над краем обрыва, и в этот момент плотный клубок пара распался надвое, словно разрезанный острой бритвой, и в образовавшемся пространстве ясно стала видна уродливая фигура Хрюма.
Он стоял в самой середине суетящихся вокруг него воинов и сжимал в руке тонкое длинное копье. Неуловимый взмах, и копье устремилось вверх. Оно мелькнуло неясной тенью, - не копьем, а привидением копья, - и пронзило тело орла, как иголка пронзает марлю. Ничуть не замедлив своего полета, копье исчезло в вышине, уносясь в стратосферу, и только липкий свистящий звук еще длился и длился.
Павел услышал, как рядом пронзительно и яростно, будто это не Колдуну, а ему причинили боль, закричал Тим. Крылья орла сложились, и он, перевернувшись на спину, стал падать в озеро комком белых перьев, не переставая испускать разряды молний, безвредно бьющих теперь в пустой небосвод.
Все вокруг неожиданно озарилось теплым золотистым светом. Краешек солнца показался над гористой грядой на северо-востоке. Его лучи заставили с новой силой вспыхнуть светящийся наконечник посоха, который Тим продолжал сжимать в занесенной для броска руке.
И хотя, как успел подумать Павел, было уже поздно, Тим с необыкновенной для его хрупкого тела силой метнул посох в сторону Нагльфарка.
Посох зазвенел в полете, сияние его наконечника усилилось во много раз, он словно резал солнечный свет, как тень, и не было от него спасения.
Одновременно с броском на Нагльфарке раздался боевой злобный крик. Борта корабля в долю секунды стали выше от поднявшихся над ними щитов. Один лишь Хрюм не пригнул головы, готовясь встретить удар широким лезвием топора, но неожиданно, не преодолев и половины расстояния, посох замер в воздухе.
Не только посох застыл в полете. Оцепенел, словно усыпленный необъяснимой колдовской силой весь мир, лишенный движения времени. Так, прекратив свое мелькание, кадры кино становятся фотографией.
Ничего не происходило кругом. Но не успел Павел осмыслить это новое непонятное состояние, как на фоне неестественно мертвого покоя, на самой середине озера, вода поднялась крутой полусферой.
Водяной холм рос и рос вопреки всем законам физики, не раскатываясь волнами к краям. Вскоре он достиг высоты в сотню метров. Вершина зеленовато-мерцающего купола вздыбилась над обрывом.
Павел перевел взгляд к кромке берега, но вместо двух распахнутых половинок увидел захлопнувшийся кокон Нагльфарка. Корпус его, оставаясь неподвижным, бледнел и терял четкость.
В ту же секунду вершина водяного купола превратилась в воронку. Закрутилась спираль водоворота, и над озером взметнулось неподдающееся описанию тело дракона.
Дракон был так велик, что его невозможно было охватить взглядом. Лимонно-золотистая чешуя блестела расплавленными зеркалами. Почти прозрачные перепончатые крылья ослабили свет взошедшего солнца, но, как само солнце, сверкал сам дракон. Соединяя берега озера многоцветной скрепкой, повисла над миром ослепительно яркая радуга.
- Этого не может быть! - шептал Павел, но смотрел и смотрел, как дракон набирает высоту, почти не шевеля распахнутыми крыльями, неся во рту, между страшно-изогнутыми белыми клыками, жемчужное яйцо Дунги Гонгмо.
Потом Павел почувствовал, что он вдруг повис в безопорном пространстве. Что-то подняло его, и Тим оказался внизу, уменьшившись почти до точки. Павел перестал ощущать под собой землю, как будто весь земной шар исчез.
Затем послышался тяжелый-претяжелый вздох откуда-то снизу, и он очутился на дне глубокой впадины, и увидел Тима на краю обрыва как бы через огромную линзу, увеличенным в несколько раз.
Через бесконечно долго тянущееся мгновение послышался резкий удар, будто крепко прихлопнули дверь в иной мир, и земная твердь вновь застыла, но еще до этого Павел упал ничком на камень, уткнувшись лицом в седой мох.
Солнечный зайчик, отразившись от никелированной спинки кровати, больно ударил в глаза, и Павел непроизвольно зажмурился. Он еще ничего не помнил и даже не сознавал себя, а просто жил спокойно и естественно, как примитивная, не осознающая, что она живет, белковая клетка.
Извне слышались звуки тихой суеты, и этот невнятный шум становился с каждой минутой понятнее и понятнее.
Павел вновь открыл глаза.
Белый потолок, окно, свет. Много света. Белые халаты и, наклонившееся совсем близко к его лицу, лицо незнакомого молодого мужчины.
- Вот, - голос мужчины выдавал скрытое торжество. - Все так, как и должно быть. Безусловно болезнь Жарова, - эти слова он произнес, обращаясь к кому-то невидимому, но, несомненно, находящемуся рядом. - Это для вас такие случаи в новинку, а у меня за шесть лет работы на полигоне их накопилось примерно с десяток. Ты - молодец! - он нащупал пульс и удовлетворенно кивнул. - Теперь самое страшное позади. Скоро будешь на ногах. Вот, Инне не забудь спасибо сказать, она от тебя неделю ни на миг не отходила.
Павел безучастно посмотрел в сторону, куда кивком указал доктор.
Что с ним случилось? Попал в аварию?
Белое пятно халата приблизилось со стороны окна. Лицо в контражуре было почти неразличимо. Лишь волосы вспыхивали золотистым сиянием, окружая голову девушки нимбом.
Девушка подошла совсем близко. Наклонилась.
- Пинна! - закричал Павел, но прохладная ладонь предостерегающе легла на его губы.
- Видишь, Инна, ты ему понравилась.
Доктор рассмеялся и встал со стула, собираясь уходить.
- Ну, мне здесь теперь делать нечего, процедуры по графику.
Павел попытался сесть, и это неожиданно легко ему удалось. Тело слушалось безупречно, он чувствовал каждую мышцу, словно лежал не на больничной койке, а просто вставал с постели после здорового отдыха.
- Ну уж нет! - Пинна шутливо толкнула Павла в грудь. - Лежи-лежи. Ты так меня напугал.
- Где Тим? - вскрикнул Павел, но Пинна осуждающе покачала головой, и он продолжил уже шепотом. - Что с Тимом?
- С ним все в порядке. Теперь - он Хранитель.
- А Колдун?
- Ты же знаешь, - по лицу Пинны пробежала тень. - А вот Китоврас уцелел. Правда, пришлось лечить. Но главное - жив.
- Ты-то как здесь оказалась?
- А я с тобой. Так будет лучше, правда? И ты ведь не против? - лукаво улыбнулась Пинна.
- Я... - растерялся Павел. - Я - нет. Скажи, что с озером. Мы вернемся туда?
- Может быть. Как захочешь. Только того озера больше нет.
- Совсем нет озера! - Павел снова приподнялся на кровати, и Пинна успокаивающе обняла его.
- Нет, ты не так меня понял. Есть озеро, оно называется Тургай, и скоро его откроют для туристов. Ты ведь хотел пройти озеро на байдарке?
- А как же Тим, Никишка? Смогу ли я встретиться с Китоврасом?
- Я же сказала, может быть. Я пришла за тобой в твой мир, когда-нибудь ты станешь способен прийти в мой. Смотри лучше, что я тебе подарю.
Пинна шире отдернула шторы. Ломкие слабые стебли больничной герани под ее взглядом стали ярко-зелеными, а в следующий миг киноварью загорелись цветы.
Цветы из минувшего будущего.
Цветы из ненаступившего прошлого.