Выбрать главу

— Пердуске, дорогая Пердушка, стэнд ап, стэнд ап. Ти есть спонсор на револушэн.

Он прошел в кабинет, не подав гостю руку, чтоб помочь подняться, а Пердуске пришлось сначала стать на колени, несколько раз охнуть, оставить сумку на полу и даже опираться на нее и только потом подняться и пройти в кабинет.

— Сит даун плиз, седай давно плиз, дорогой гость! Кафа, кафа, Келли, кафа. У тебя болшой мешок, тяжелый мешок, что там есть в тот мешок? Это есть опасность для посла США. Келли, почему пропустил Пердуске с мешок на плечи? Будешь уволен, Келли.

Испуганный Пердуске принялся развязывать мешок, но Пейетт тоже испугался и присел под стол.

— Великий человек США Пейетт Джеффри, освободитесь от подозрения! в этом мешке доллары, национальная валюта США и всего мира. Я перечисляю эти деньги на революцию. Келли, помоги развязать мешок. Это жена в целях безопасности так затянула шнурки.

Келли быстро развязала саквояж, вытащила пачку сто долларовых купюр и бросила под стол.

— Смотри, труса (трус), — произнесла она и расхохоталась. Посол тоже расхохотался, живо поднялся и выхватил мешок у Пердуске.

— Ти есть свободен, Пердуске, — произнес он, швыряя мешок с деньгами в сейф, который тоже открывался автоматически.

— Мне велели перевести на этот номер, на карточку, — как бы с тривогой спросил Пердуске.

— Это есть мой номер на мой карточка, а то что ти передал мне мешок с доллар, переводить не надо.

Петро радостно вздохнул: гора с плеч свалилась, и вышел из кабинета посла.

За дверью томились лидеры украинской оппозиции с Наливайченко впереди.

4

Пердуске не знал, на какую ногу хромать, лучше на обе попеременно, решил он, и поплелся к выходу. Его уже ждал водитель Кавун, сидя в новеньком Мерседесе, недавно купленным Пердуске за 650 тысяч долларов.

— Помоги сесть, что ссдишь как баран, когда глядит на новые ворота? Я чертовски устал. Мой друг Пейетт два часа разговаривал с президентом США. И все об Украине, нашей ридной неньке. И обо мне конечно. Не мог же он меня обойти, как будущую важную личность, а возможно и президента.

— Так ваши корни в Израиле, — схимичил Кавун.

— Ну и что же? Миллиарды-то я заработал здесь. И всю жизнь прожил в Украине. И Украина простила мне все мои грехи, вот почему она стала ридной. Заводи мотор.

Пять минут спустя Пердуске уже был на Майдане. Здесь кипела работа как в цыганском таборе. Нельзя было не поразиться слаженной работе многочисленного коллектива, насчитывающего уже свыше пятисот человек. Во многих палатках звучала американская музыка, командиры во главе с Паруубием присматривали, где бы установить сцену, католические священники в рясах, размахивая кадилами, пели: храни господи бийцив за свободу неньки Украины!!! Они тут же освящали биты, арматуру с острыми наконечниками и большое количество бутылок с зажигательной смесью.

Петро не понял, зачем это делается и подошел к одному тонкоствольному, точнее тонконогому священнику из Ивано-Франковска Дмитрию Какуляку и спросил:

— Ваше благородие, не грешно ли освящать орудия убийства наших врагов?

— Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный помилуй нас, — запел Какуляку и дал поцеловать крест. — Ты, раб божий, как тебя?

— Петро!

— Помилуй раба Божьего Петра, аллилуйя, аллилуйя! Целуем крест. Бог нам, католикам, дал право благословлять все живое и неживое, способное умертвить москалей и всех тех, кто им симпатизирует. Когда мы их будем убивать, католические священники должны благословлять наших доблестных бойцов-бандеровцев на пролитие черной москальской крови. Господи помилуй и благослови!!!

— Ну, с таким народом, мы через неделю будем гулять по Красной Площади в Москве, а Путина положим рядом с Лениным, пусть обнимаются и целуют друг друга. Не зря я отстегнул такую сумму. Надо, отстегну еще столько же.

Он хотел поговорить с командиром майдана Паруубием, но тот носился по лагерю, давал команды не членораздельным языком и только, когда произнес любимую фразу:

— Я вам уже семайдцать раз говорю, — его все поняли, и громко рявкнули? Слава Украине!

Ближе к вечеру бандеровцы соорудили большую сцену с черным входом и выпустили на сцену знаменитую, но безголосую певицу Руслану Лежичко под бурные аплодисменты. Она поднесла микрофон к губам и спела три куплета новой песни майдановцев: Хайль! Хайль! Хайль!

Далее она заверила доблестных бойцов имени Степана Бандеры, что если майдан не одолеет на этот раз проклятых москалей и их пособников, то она, всемирно известная певица, принесет себя в жертву, обольет себя бензином и поднесет зажженную спичку.

— Слава Украине! — заорал Кривой Зуб и несколько палаток повторили это изречение.

Вслед за безголосой знаменитой Ложечкой появился и великан Никита Джигурда, он тоже страстно благословлял восставший народ и пел ему дифирамбы.

Прямо на влажной брусчатке расстелили ковры, потом белые скатерти, нарезали колбасу из трех ресторанов и четырех магазинов, где щедро расплатились валютой, батоны хлеба белого и черного, корзины с яблоками, банки с икрой, сделанной во Львове и бесчисленное количество ящиков с пивом, водкой и коньяком. Забыли только стаканы.

Вскоре, как кот из засады появился Бенедикт Тянивяму. Он громко рявкнул: Слава Бандере, потом Слава Украине и подобно бывшему великому пчеловоду, то бишь президенту Ющенко, положил правую руку на левую грудь, где громко стучало его бандеровское сердце.

Но тут получился ералаш: одна часть бойцов скандировала: слава Бандере, другая: слава Украине.

— Как же это вы без нас? — прохрипел Кролик, державший под руку могучего Кличко, так как поднялся ветер и мог свалить Кролика, нетвердо стоявшего на тоненьких ножках.

Среди бойцов нашлись и те, кто встретил великих людей Кролика, Кличко и Тянивяму рычанием. Это были представители будущего правого сектора, который через месяц-полтора станет греметь на весь мир. Но великие люди не обратили на этот малозначительный эпизод никакого внимания. Мало ли парни с устатку, поменяли зевание на рычание. Это их право. А если кто считает, что его права нарушены, то Майдан с этим разберется.

Доблестные бойцы расселись на ковры и на скатерти, но белоснежные скатерти пришлось убрать, они отражали подошвы грязных сапог героев и каждый взял бутылку — кто с пивом, кто с водкой, кто с коньяком.

Кролик вместе с Кличко не садились на пол, но бутылку достали и держали в руках. Музычко поднялся во весь свой рост и направился в кафе, красовавшееся недалеко от майдана. Кафе было не полностью занято посетителями. Музычко стал сгребать свободные табуретки и вышвыривать их на улицу. Табуреток набралось всего пять штук, Музычко это показалось мало. Он подошел к столику, где сидели четыре парня крепкого телосложения и произнес:

— Слава Украине!

Те никак не ответили. Тогда он хватал каждого за шиворот и выбрасывал на улицу, а за ними и табуретки.

— В чем дело? — поинтересовался заведующий кафе. — Я позову милицию. Это хулиганство среди бела дня.

Музычко подошел ближе, взял хозяина за галстук и приподнял до потолка.

— Будешь балакать, лишу тебя жизни. Эти стулья принадлежат народу, точнее революции. Возьми четыре табуретки и топай за мной, а то мне одному не справиться.

Получив такую команду, заведующий кафе покорился и потопал с табуретками в руках за великаном Музычко. Он лично подарил табуретку Кролику, тот уже не мог стоять на собственных ногах, а так же Тянивяму, Кличко, Пипиярошу и американцу — инструктору.

Пир продолжался до наступления темноты, а Руслана все выходила на сцену и грозила предать себя сожжению. Когда на нее перестали обращать внимания, она жалостливо вопила:

— Сожгу себя! Сожгу! принесу себя в жертву революции.

— Кролик! — обратился Музычко к Кролику, — иди, облагородь ее, видишь, девка в истерике.

Кролик стал щупать предмет в районе ширинки и стал покручивать головой: там, дескать, ничего нет.