— Пацан, ты кто?
Удар ножницами плашмя по голове.
— Ты чё, не понял. Вопросы буду задавать я. А ты отвечать. У тебя что, есть лишние пальцы на руках? Или тебе сразу яйца лишние отрезать, чтобы такие как ты больше не размножались.
Смотрю, что он оценил мой спич.
— Повторяю вопрос: Кто тебя навёл на эту хату?
— Парень! Он тебе не по зубам…
Молча втыкаю ему сложенные ножницы почти в то место, куда попал из нагана. Он не кричит. Только чуть рычит, сжав зубы.
— Ты не понял, в натуре? Тебя через канализацию по кусочкам в море будет вода смывать. А кости сожрут свиньи в ближайшей деревне. Тебя никто никогда не найдёт. А ты меня тут кем-то пугаешь…
— Я не пугаю! Не бей! Я расскажу. Но…
— Никаких «но». Начинаем сначала. Кто тебя навёл?
— Павлов. Николай Михайлович.
— Это ты про себя?
— Нет. Я Сеня. Петрыкин моя фамилия.
— А Павлов тогда кто такой?
— Майор. Мент. С уголовки.
— С какого отдела?
— Он… С центрального… На Петровке у него кабинет…
— Ты к нему туда, на Петровку стучать бегаешь?
— Нет. Я там был один раз. А потом он всё время меня вызывал на квартиру. На Ш-шаболовке. Там в переулках… Я могу показать.
— Адрес?
— Ы-и… Листьева. Двадцать.
— Номер квартиры:
— Н-не помню. Третий этаж. Вторая дверь справа… У него на двери номера нет. А дверь деревяшками оббита и лаком покрашена. Слева только одна дверь на том этаже.
— И чего он тебе приказал тут найти?
— Он не говорил, чтобы я заходил. Он сказал, чтобы я за жи… за одним евреем присмотрел.
— А чего за ним смотреть? Из тебя что, каждое слово за верёвочку тянуть надо?
— Ну, эта… У него…
— У кого у него? Блин. Ты соберись. У тебя, может быть. Самый важный разговор в жизни, а ты елозишь языком, как голым задом по сковороде. О, может тебя и правда горячей сковородой прижечь. Ты погоди! Я сейчас пойду на плиту поставлю…
— Не. Не надо! Я сейчас…
Он видимо собрался с мыслями и начал:
— Короче. Дружка его, кто-то на хате мочканул. Тоже мент. Капитан…
— Ну и что? А причём тут местный еврей?
— Капитан тот работал с бандой. Хаты ломили. По жид… по евреям часто работали. На них жмуров было, как…
— Дальше…
— Ну а теперь их всех, кто-то мочканул. И общак забрал…
— А ты тут при чём?
— Он меня поймал на горячем… прямо в хате взял. Там тайный звонок был. Я не знал. Вошёл. Начал шмонать. А тут мусора. Повязали… К нему отвезли.
— Ага. Он тебя принял, как родного и в стукачи завербовал. Продолжай!
— Ну-у…
— Хватит нукать!
— Я потом по его наводке тоже хаты ломил. Но я не по мокрому. По мокрому я не хожу.
— А *ули ты тогда на меня с ножом накинулся? Конфеткой хотел угостить?
— Я… Я машинально…
— Ага. Все так после на суде говорят. Я не хотел его убивать. Он сам на нож напоролся. Это вот, что у тебя? В твоём кармане было…
— Шило… — он потупил глаза… — но я…
— Я понимаю… Давай дальше! Про ментов.
— Ну вот… Этот жид… Еврей… Один из тех, кто остался жить, после той банды.
— То есть. Был бы он в тот момент дома. И его бы грохнули?
— Ну, да…
— И чего ты успел выследить?
— Ну, эта… У него всех замочили, а он машину себе купил… А вчера телевизор новый…
— Ты давно следишь за хатой?
— Со вчерашнего дня.
Это хорошо, что со вчерашнего, а не раньше. Так бы мы вернулись из Ивановской области, а тут нас ждёт пустая хата. Ни денег, ни золота. Только менты дожидаются, чтобы нас за мокруху арестовать…
— А какого хера ты в хату полез? Тебя же *удака, следить послали… А ты?
— Дык… Я…
— Что, поживиться решил?
— Ну, да…
— И что ты успел выследить?
— Ну, так… Хозяин вчера на тачке подъезжал, и телевизор с другим мужиком в хату заносил. В коробке. Новый. А второй потом пешком ушёл. Машина у подъезда осталась…
— Ясно. Дальше.
— А сегодня евр… Хозяин уехал на машине… Ну а я…
— Решил хату подломить, чтобы мусорам меньше досталось. Достойный поступок! Что ты успел своему куратору доложить?
— Ничего…
— Не свисти мне тут.
- *ля буду ничего. Век воли не видать.
— А когда у тебя с ним стрелка забита?
— Что?
— Встреча, у тебя с твоим ментом, когда состоится?
— Завтра. На той хате. Конструтивной…
— Конспиративной, болван. Во сколько встреча?
— Вечером. После семи…
— Точное время есть?
— Нет… после семи. А там как получится. Он только ругается, когда я прихожу после восьми…
— Что за дом?