Без сюрреалистичного налета ночной сцены преступления, в безжалостном флюоресцирующем свете криминалистической лаборатории несуразная Тряпичная кукла выглядела еще отвратительнее: небрежно отрезанные куски медленно гниющей плоти в холодной прозекторской. Толстые нити, которыми они были сшиты, в напряженной атмосфере плохо освещенной квартиры казались непостижимыми и загадочными, но теперь выглядели лишь банальным уродством.
— Как продвигается расследование? — спросил Джо, эксперт-медик, напоминавший Эдмундсу буддийского монаха своей лысой головой и всепогодным халатом.
— Превосходно, еще чуть-чуть — и дело можно будет отправлять в архив! — с сарказмом в голосе ответила Бакстер.
— Но это же здорово! — ухмыльнулся врач, давно привыкший к язвительным манерам Бакстер и даже где-то им потакавший. — Может, вам вот эта штуковина поможет?
С этими словами он положил в новый пакетик для вещественных доказательств массивное кольцо.
— Нам уже ничего не поможет! — сказала женщина.
В ответ на ее слова Джо рассмеялся.
— Я снял его с левой руки трупа. Ее отрезали у мужчины. На кольце частично сохранился отпечаток пальца, но принадлежит он не жертве.
— А кому же тогда? — спросила Бакстер.
— Понятия не имею. Вполне возможно, мы что-нибудь найдем. А может и нет.
Энтузиазм Бакстер тут же сошел на нет.
— А направление поиска вы нам подсказать не можете? — спросил эксперт.
— У него… — начала Бакстер и приподняла бровь. — Или у нее… наверняка были пальцы.
Бровь опустилась. Эдмундс невольно фыркнул, а когда женщина в упор на него посмотрела, сделал вид, что закашлялся.
— Ладно, не переживайте, этим наши находки не исчерпываются, — сказал Джо.
Он показал на ногу чернокожего мужчины с красовавшимся на ней большим послеоперационным шрамом. Потом поднес к свету рентгеновский снимок. На фоне тусклых костей скелета ярким белым цветом выделялись две металлические пластины.
— Вот к этим пластинам винтами прикреплены большая берцовая кость, малоберцовая кость и бедренная кость, — объяснил Джо. — Знатная была операция. Врачи наверняка колебались между вживлением пластин и ампутацией. Тот, кто проводил это хирургическое вмешательство, запомнит его надолго.
— А для операций подобного рода не существует регистрационных номеров?
— Я, конечно же, посмотрю, но все будет зависеть от того, как давно она была проведена. На мой взгляд, шрам довольно старый.
Пока Бакстер с Джо рассматривали рентгеновский снимок, Эдмундс встал на колени и принялся более внимательно изучать правую женскую руку, пугающе тыкавшую в их собственное отражение в стеклянном окне. Каждый ноготь, аккуратно покрытый лаком, сверкал темным пурпурным перламутром.
— Смотрите, а указательный накрашен не так, как остальные! — вдруг выпалил он.
— Уже и сам заметил? — радостно воскликнул Джо. — Я как раз собирался обратить на это ваше внимание. В темноте квартиры мы не заметили, но здесь отчетливо видно, что ноготь на нем покрыт другим лаком.
— И что это нам дает? — спросила Бакстер.
Джо схватил с железного стола ультрафиолетовую лампу, включил ее и провел ею вдоль руки, которую когда-то вполне можно было назвать изящной. В пурпурном свете появились синяки и тут же стали исчезать по мере того, как источник света двигался дальше. Больше всего их было в районе запястья.
— Она дралась, — произнес эксперт. — А теперь взгляните на ногти, на них ни единого скола. Лак наносили уже потом.
— После драки или после смерти? — уточнила Бакстер.
— Я бы сказал, что после смерти. Поскольку признаков воспалительных процессов не наблюдается, она, скорее всего, умерла вскоре после того, как получила эти кровоподтеки.
— …убийца, похоже, хотел нам этим что-то сказать.
Из-за ремонтных работ небольшой, но чрезвычайно важный участок Северной линии метро был закрыт. Поскольку перспектива тащиться в переполненном автобусе особого энтузиазма у Волка не вызвала, он сел в поезд линии Пикадилли, доехал до станции «Каледониан-роуд», дальше пошел пешком и через двадцать пять минут уже был в Кентиш-таун. После того как он миновал парк и потерял из виду красивую и статную башню с часами, бронзовые детали которых отливали благородным зеленым налетом коррозии, окрестный пейзаж потерял всю свою привлекательность, но температура при этом опустилась до приемлемого уровня и в свете заходящего солнца эта часть города приобрела умиротворяющий вид.