— Бакстер! — расцвел он и то ли обнял ее, то ли погладил, то ли невзначай дотронулся до ее сисек.
— Эмили, — сказала Андреа.
— Андреа, — ответила Бакстер.
Не замечая холодную атмосферу, Волк напирал.
— А это, должно быть, Гэвин! — сказал он и пожал руку более мелкого мужчины, сминая ее. — Хотите выпить? — предложил он.
— Я уверена, что они смогут найти бар и без твоей помощи, — натужно засмеялась Андреа, пытаясь увести его. — Пойдем. Давай потанцуем.
— Да, но, — язык Волка заплетался, оттягивая руку от нее, — Бакстер сейчас ведет большое дело.
— Никаких разговоров о работе на вечеринке, — попыталась увести его Андреа, оценив усилия окружающих обходить тему новоприобретенной славы Волка.
— О, — начал Гэвин, немного высокомерно щелкнув пальцами, пытаясь уловить мысль. — Те геи, которых все вытаскивают из реки?
— Именно, Гэв, — сказал Волк. — Ночь среды: Бакстер, Чемберс, полицейский катер. Веселая поездочка намечается. Я завидую.
Гэвин повернулся к Бакстер:
— Не забывай, ты мне нужна утром в четверг.
— А что в четверг? — брякнул Волк.
— Думаю, пониженный голос подразумевает, что это не твоего ума дело, — резко одернула его Андреа.
— Все нормально, — мило сказал Гэвин. — Моей мамы не стало пару недель назад. В четверг похороны.
— О, — сказал Волк.
— Мои соболезнования, — Андреа грустно улыбнулась, ей наконец удалось увести мужа в сторону.
Часом позже Андреа убедила Волка увезти ее домой. Он целую вечность прощался с людьми, с которыми все равно увидится на следующее утро, а затем зашел в туалет, чтобы «отлить на дорожку».
— Ты же Уилл, верно? — спросил его седовласый джентльмен у соседнего писсуара, и журчал он куда точнее. — Я Кристиан, старинный друг Фина.
— Enchanté[31], — ответил Волк, сильно шатаясь.
— Он много рассказывал про тебя.
Волк пьяно улыбнулся ему.
— Что ж, удачи в понедельник, — сказал Кристиан, вежливо выходя из диалога.
Вернувшись в главную комнату, Волк сразу же обратил внимание на террасу, где Бакстер и Гэвин горячо спорили. Как и остальные на вечеринке, Андреа из вежливости делала вид, что ничего не замечает. Она отчаянно пыталась направить своего мужа к лестнице.
— Это тебя не касается, Уилл. — Он даже не слышал ее, слишком поглощенный видом того, как Бакстер быстро шагает от своего тупого парня. — Уилл! — сказала Андреа, когда он направился к открытой двери. — Уилл! — беспомощно позвала его она.
Он вышел наружу в тот самый момент, когда Гэвин схватил Бакстер за руку, которую тут же отпустил, когда Волк толкнул его назад в стол, от чего стаканы и свечи покатились по полу.
— Волк, прекрати! — закричала Бакстер, когда тот подошел к Гэвину второй раз. — Волк!
Гэвин тяжело упал на пол и стал отползать, приложив руку к кровоточащему носу.
Остаток вечера был для Волка словно в тумане. Он помнил, как Бакстер яростно кричала на него, его коллеги высыпали на террасу, чтобы выпроводить его с территории ресторана, Андрею в слезах, отказывающуюся сказать ему хоть слово по пути домой.
Но лучше всего он помнил свою наивность, когда думал, что вечер был окончен, когда он завалился на старый диван в гостиной.
Глава 43
Суббота, 30 января 2016 года
07:06
Руше снова не спал. Он будто чувствовал, как стены сжимают его всякий раз, когда он закрывал глаза. Темнота в сочетании с ограниченностью его верхней шконки размером сто восемьдесят три на девяносто превращали низкий потолок в крышку гроба. Его сокамерник не разговаривал с ним с тех пор, как увидел шрам на груди прошлым утром, и оделся совершенно не замечая Руше. Когда их дверь открылась, они присоединились к медленно двигающейся очереди, как сделали днем ранее, вдоль металлического прохода по направлению к душевому блоку.
Казалось, что не было какого-либо смысла скрывать свою грудь, поэтому Руше первым демонстративно снял кофту вопреки взглядам и оскорблениям.
— Ну, мне немного помогли, — признался Руше, выложенная плиткой раздевалка чем-то напомнила ему гадкий мужской туалет, где Бакстер приставила ему к груди столовый нож. — Смотрю, у тебя тоже есть, что рассказать, — сказал Руше, заметив расписанное тело пожилого мужчины.
Длинный тонкий шрам шел вдоль внутренней части его левой руки, а на правой красовался старый ожог. На теле остались следы нескольких небрежных операций и идеальный круг приподнятой кожи прямо над сердцем.