— Могу я задать вам несколько вопросов по поводу брата? — спросил Финли с такой обходительностью, которой Волк от него в жизни не слышал.
Он постепенно подводил Рэну к теме, которая, по их общему мнению, была для него больным местом.
Волк, чтобы ничем не провоцировать ситуацию, отвел глаза в сторону и, не отрываясь, смотрел на дверь.
— Зачем? — спросил Рэна.
— Затем, что между фигурантами списка и его жертвами должна быть какая-то связь, — мягко объяснил ему Финли.
Волк закатил глаза.
— Спрашивайте, — сказал Рэна.
— Когда вы в последний раз виделись с братом?
— Году в две тысячи четвертом… может, в две тысячи пятом… — неуверенно протянул Виджей.
— Значит, на суде вы не присутствовали?
— Нет, не присутствовал.
— Почему? — спросил Волк впервые за последние пять минут. Уокер подскочил к Рэне, чтобы удержать на месте, но тот даже не дернулся, хотя и на вопрос тоже не ответил. — Хочешь я скажу, почему ты ни разу не явился на процесс над собственным братом? — продолжал Волк, напрочь игнорируя сердитые взгляды Уокера и Финли. — Ты заранее знал, что он виновен!
Рэна промолчал.
— Ты давно знал, что он будет делать, поэтому заранее сменил имя, чтобы от него отгородиться!
— Я понятия не имел, что он задумал…
— Знал! — крикнул Волк. — И даже пальцем не пошевелил, чтобы его остановить. Сколько лет твоей дочурке?
— Коукс! — завопил Уокер.
— Сколько? — заорал в ответ детектив.
— Тринадцать, — пробормотал Рэна.
— Твой братец, не останови я его, мог бы сжечь заживо и твою дочь! Она его знала и, вероятно, доверяла. Как, по-твоему, смог бы он устоять перед такой легкой добычей?
— Прекратите! — закричал Виджей, будто ребенок, закрывая руками уши. — Прекратите, прошу вас!
— Ты, Виджей Халид, мой должник! — заорал Волк, брызгая слюной.
С этими словами он забарабанил в дверь камеры, предоставив Финли и Уокеру право утешать хнычущего Рэну.
В пять минут восьмого вечера Волку позвонили, пообещав прислать кого-нибудь в половине одиннадцатого. Служба защиты свидетелей все еще подбирала опытных сотрудников, проводила инструктаж и подыскивала подходящий дом с учетом нависшей над Рэной угрозы. Эту новость Волк сообщил Уокеру и его людям, которые даже не попытались скрыть, что он и без того уже злоупотребил их гостеприимством.
Утомившись от их косых взглядов, он решил купить какой-нибудь еды для себя, Финли и задержанного (в виде меры предосторожности запретив напарнику кормить Рэну чем-либо другим). Детектив великодушно предложил купить всем чипсов — не оттого, что считал себя чьим-то должником, а лишь из опасений, что с пустыми руками его обратно не пустят.
Волк натянул влажный плащ, и один из полицейских открыл перед ним бронированную дверь. Тяжелая железная плита гасила звуки бушующей на улице грозы. Волк побежал в направлении проспекта, ныне безлюдного и пустынного, стараясь соизмерять свои шаги с мини-цунами, накатывавшими каждый раз, когда по глубокой луже проносилась машина. Найдя забегаловку быстрого питания, он перешагнул порог и ступил на мокрый, забрызганный грязью пол. Когда он закрыл за собой дверь и отгородился от оглушительного дождя, у него в кармане зазвонил телефон.
— Волк, — ответил он.
— Привет, Билл, это Элизабет Тейт, — произнес глубокий, с хрипотцой, голос.
— Чем могу быть полезен, Лиз?
Элизабет Тейт была жестким и решительным адвокатом. Вот уже тридцать лет она выступала на переднем крае защиты задержанных (от пьяниц до убийц), неспособных самостоятельно нанять адвоката, и была единственной, кто поддерживал всех отчаявшихся и оказавшихся в изоляции. Помимо этого она предоставляла целому ряду полицейских участков в центральной части Лондона услуги дежурного юрисконсульта, и хотя их мнения по самым разным вопросам значительно расходились, Волк Элизабет любил.