Там, где другие законники врали без зазрений совести, не ради клиентов, вина которых не вызывала сомнений, но лишь в угоду собственному эго, Элизабет защищала своих подзащитных в дозволенных законом рамках, но не более того. Несколько раз, когда женщина искренне верила в невиновность клиента, им доводилось ссориться. В таких случаях она сражалась неутомимо и страстно, как и полагается одному из лучших адвокатов города.
— Я так думаю, ты сейчас охраняешь господина Виджея Рэну, — сказала она.
— Рубленая ветчина и чипсы, две порции, пожалуйста, — заказал за его спиной чей-то голос.
Волк определился с ответом и прикрыл трубку телефона ладонью.
— Не знаю, о чем ты…
— Брось, мне звонила его жена, — сказала Элизабет, — в прошлом году я уже представляла его интересы.
— В деле об уклонении от уплаты налогов?
— Без комментариев.
— Значит, уклонение от уплаты налогов.
— Я уже говорила с Симмонсом, он согласен, чтобы я встретилась с подзащитным вечером.
— Это невозможно.
— Ты хочешь, чтобы я прямо по телефону зачитала тебе выдержку из Уголовно-процессуального кодекса? Только что я двадцать минут втолковывала точно то же самое твоему боссу. Господин Рэна не только находится под защитой полиции, он еще арестован по обвинению в совершении преступления. И ты, и я прекрасно знаем: все, о чем он расскажет в ближайшие два дня, может еще больше усугубить его вину, что явно не будет способствовать справедливому рассмотрению дела в суде.
— Я сказал нет.
— Если решишь обыскать меня, я возражать не буду, равно как и против иных мер предосторожности, которые ты сочтешь нужным.
— Нет.
Элизабет вздохнула.
— Поговори с Симмонсом, а когда закончишь, перезвони мне, — сказала она и отключилась.
— Когда тебя ждать? — промычал Волк в трубку, сидя в участке и вяло ковыряясь в остатках чипсов.
Они с Симмонсом препирались добрых десять минут, хотя было безумием надеяться, что комиссар, до смерти боявшийся судебных разбирательств, даст задний ход и откажет арестованному в праве на совет правоведа касательно преступления, за которое его собирались привлечь к ответственности. Симмонс, справедливо полагая, что Волк попытается отменить его приказ, напомнил ему их субботний разговор и повторил, что в любой момент может отстранить его от расследования. При этом особо подчеркнул, что отказ Рэне во встрече с адвокатом может стать поводом для прекращения дела против него, в итоге Волк спасет преступнику жизнь, а тот потом выйдет на свободу.
С тяжелым сердцем детектив перезвонил Элизабет.
— Мне нужно закончить дела в Брентфорде, а на обратном пути заехать на пару минут в Илинг. Думаю, к десяти подъеду.
— Отлично. Его увезут в половине одиннадцатого.
— Жди, я буду.
Прогремел раскат грома, и свет во всех камерах погас. Несколько мгновений спустя мрак немного рассеяло зловещее аварийное освещение. В одной из камер яростно заколотил в дверь арестованный.
В тесном коридоре бушевавшая за стенами гроза отдавалась глухим, монотонным гулом, напоминавшим собой дробь полкового барабана. Волк встал и нажал кнопку отбоя.
Он понял, что у него дрожат руки, и тут же попытался отогнать воспоминания о кошмаре, преследовавшем его в течение долгих бессонных ночей в тюремном отделении больницы, когда он прислушивался к нескончаемым крикам в лабиринте коридоров и тщетным попыткам отчаявшихся тел вышибить прочные, как скала, двери. Детектив засунул руку в карман и несколько минут подождал, собираясь с силами.
— Пойду посмотрю, как там Рэна, — крикнул он коллегам, сгрудившимся у пульта охраны.
Они с Уокером двинулись по темному коридору. Стоявший на часах сотрудник бросился открывать им дверь. Внутри стоял кромешный мрак, развеять который тусклый луч света из коридора был не в состоянии.
— Господин Рэна? — спросил Уокер. — Господин Рэна.
За их спинами с фонарем в руках вырос Финли. Он быстро провел лучом по камере и остановил на фигуре, неподвижно лежавшей на нарах.
— Черт! — воскликнул Волк, ворвался в залитую тьмой комнату, подскочил к Рэне, перевернул его на спину и приложил к шее два пальца, пытаясь нащупать пульс.
Рэна широко открыл глаза и жутко закричал — он просто крепко уснул. Волк облегченно вздохнул, Финли в коридоре захихикал. Судя по виду Уокера, старший инспектор считал, что стрелки часов слишком медленно подползают к половине одиннадцатого вечера.