— Теперь тебе понятна моя точка зрения? Надежды на то, что журналист выживет, нет никакой.
— Но ведь эту субстанцию, вероятно, просто так не достать?
— И да, и нет, — беспомощно ответил Джо, — она широко используется в промышленности в качестве катализатора и к тому же пользуется спросом на черном рынке, ведь ее так легко превратить в смертоносное оружие. — Эдмундс тяжело вздохнул.
— Не бойся, — весело сказал Джо, — я тут поработал с Тряпичной куклой и кое-что нашел.
Бакстер встала из-за стола, чтобы ответить на звонок из больницы. Пока ее не было, Андреа без особого восторга вытащила из сумки рабочий телефон и включила его. Одиннадцать пропущенных звонков: девять от Элайджи и два от Джеффри, полученные еще до того, как она сообщила ему, что жива и здорова. Одно голосовое сообщение. Она собралась с духом и прижала трубку к уху.
— Где ты? В больнице? Все пытаешься справиться с волнением и взять себя в руки? — начал Элайджа, которого она явно поставила в неудобное положение. — Я говорил с женщиной из персонала отеля, она сказала, что когда все случилось, вы что-то снимали. Мне нужен этот материал, срочно. Я послал в отель нашего компьютерщика Пола, снабдив его запасными ключами от микроавтобуса. Он сделает копию записи. Приедешь сюда — сразу мне позвони.
Вернувшись за стол, Бакстер застала Андреа совершенно потрясенной.
— В чем дело? — спросила она.
Андреа обхватила голову руками и прошептала:
— О господи!
— Да что случилось?
Андреа обессиленно подняла на Бакстер глаза.
— Они сделали копию записи… — ответила она, — прости…
Да, все, к чему она прикасалась, действительно превращалось в дерьмо.
Их опять вызвали в больницу, и женщинам пришлось проталкиваться сквозь толпу репортеров и лес телекамер, осадивших главный вход. Андреа заметила, что для освещения жуткого инцидента, в центре которого она оказалась, Элайджа прислал Изобель и ее оператора.
— Вкушай прелести журналистики, — сказала Бакстер, когда полицейский пропустил их внутрь.
Они вошли в лифт и оказались в безопасности. Медсестра проводила их в комнату для гостей, и по ее виду Бакстер сразу определила, что она собиралась им сказать: несмотря на все приложенные усилия, повреждения оказались несовместимыми с жизнью и сердце Гэрланда перестало биться на операционном столе.
Хотя она чего-то подобного и ожидала, хотя с Гэрландом они были знакомы лишь три дня, из глаз ее тут же хлынули слезы. Эмили понятия не имела, как потом избавится от бремени всепоглощающего чувства вины. Детектив физически ощущала, как оно ворочается в груди. Именно она несла за него ответственность. Если бы он осуществил этот план не за ее спиной, может быть… А если бы она…
Медсестра сказала им, сестру Гэрланда тоже поставили в известность, что она сейчас сидит одна в комнате дальше по коридору и что они, при желании, могли бы с ней поговорить, но Бакстер отказалась. Она попросила Андреа передать Рори пожелания быстрейшего выздоровления и как можно быстрее покинула больницу.
Джо выдвинул в центр комнаты железный стол с Тряпичной куклой, приобретшей столь печальную известность. Эдмундс думал, что никогда больше не увидит это жуткое творение, но его надежды не оправдались. В виде последнего унижения несчастной женщины, к туловищу которой самым кошмарным образом были пришиты части тел пяти разных людей, теперь от центра ее живота тянулся длинный ряд свежих стежков, разветвлявшийся в ложбинке между маленькой грудью на два шва, заканчивавшихся на плечах. Хотя эксперты установили, что конечности ампутировались уже после смерти, молодой детектив никак не мог отделаться от чувства, что эта безвестная женщина с бледной кожей понесла наказание больше других.
— Нашли что-нибудь новое в результате вскрытия? — спросил Эдмундс, несправедливо злясь на Джо за обнаруженный им неаккуратный стежок.
— А? Нет, вскрытие здесь ни при чем.
— Тогда что?
— Не торопись, сосредоточься и скажи мне, что с этим телом не так. — Эдмундс в отчаянии посмотрел на него. — Не считая, конечно, вещей очевидных, — добавил Джо.
Эдмундс посмотрел на гротескный труп, хотя отнюдь не был уверен, что ему это надо. Он и так сомневался, что когда-нибудь сможет стереть из памяти этот образ. Находиться в одной с ним комнате ему было невыносимо. Хотя это не поддавалось никакому логическому объяснению, в Тряпичной кукле по-прежнему таилась смерть. Парень беспомощно посмотрел на Джо.
— Ничего не можешь сказать? Тогда взгляни на ноги. Несмотря на то, что у них разный цвет кожи, они ампутированы и пришиты к туловищу практически симметрично. Но вот руки — совсем другое дело: с одной стороны у нас целая рука, женская…
— Хотя чтобы подсунуть нам лак для ногтей, хватило бы и пальцев, — согласился Эдмундс.
— …а вот с другой пришиты только кисть и кольцо.
— Следовательно, плечо и предплечье, принадлежавшие туловищу, несут в себе определенный смысл! — воскликнул молодой детектив, улавливая мысль эксперта.
— Так оно и есть.
Джо вытащил из папки несколько снимков и протянул их Эдмундсу и тот уставился на них в замешательстве.
— Татуировка.
— Да, татуировка, которую она свела. Должен добавить, свела очень эффективно. Металлическую составляющую чернил можно увидеть с помощью рентгена, но снимок в инфракрасном свете куда красноречивее.
— И что здесь нарисовано? — спросил Эдмундс, переворачивая изображение вверх ногами.
— Это уже твоя забота.
Симмонс вот уже час сидел в своем душном кабинете с коммандером, слушая, как она изрыгает привычные угрозы, и при этом понимая, что женщина лишь повторяет то, что совсем недавно выслушала сама от высокого начальства. Перед тем как обрушиться с критикой на его детективов, на отдел в целом и на его умение им руководить, она несколько раз повторила, что полностью на его стороне. В комнате без окон было нечем дышать, и он чувствовал, что его терпение по мере повышения температуры сходит на нет.
— Терренс, я хочу, чтобы детектива-сержанта Бакстер на время отстранили от дел.
— Чем конкретно она провинилась?
— Неужели я должна произносить это вслух? Посредством этого плана, откровенно нелепого, она собственными руками отправила Джерреда Гэрланда на тот свет.
Он смертельно устал от этого потока самодовольного яда, без конца лившегося из уст сидевшей напротив женщины. Чувствуя, что по вискам течет пот, он обмахивался какой-то чрезвычайно важной бумажкой.
— Она клянется, что ничего не знала, — возразил ей Симмонс, — и я ей верю.
— Тогда она просто некомпетентна, это в лучшем случае, — парировала Ванита.
— Бакстер — один из лучших моих детективов, она посвятила себя этому делу и разбирается в нем больше, чем кто-либо, не считая, конечно, Коукса.
— Он — еще одна угроза, нависшая над вами. Вы думаете, я не знаю, что психиатр, консультирующая полицию, посоветовала на время отстранить его от дела?
— Да, но я имею дело с серийным убийцей, который посредством жуткого трупа, указывающего на окно Коукса, недвусмысленно дал понять, что ждет его участия в расследовании! — бросил Симмонс, может чуть резче, чем надо.
— Терренс, подумайте о себе. Вы должны во всеуслышание заявить, что осуждаете бездумные действия Бакстер.
— Она не знала! Вы, конечно, думаете иначе, но разве это что-то меняет?
Он был на грани. Единственное, чего ему хотелось, это побыстрее выбраться из этой душной, тесной каморки.
— Для начала я…
— Не торопитесь! — огрызнулся Симмонс. — Плевать я хотел! Вы понятия не имеете, с чем столкнулись мои люди! Куда вам! Вы же не полицейский.
При виде этой вспышки гнева, столь для него нехарактерной, Ванита недобро усмехнулась.
— А вы, Терренс, полицейский? Вы в самом деле так думаете? Сидите в своем чуланчике и в ус не дуете. Вы сознательно решили стать руководителем. Ведь это лучшее, что можно сделать для успешной карьеры.