У Симмонса было веское основание наплевательски отнестись к советам психиатра — преждевременная и на редкость громкая смерть Джерреда Гэрланда. В условиях, когда инициатива была не на их стороне, они за столь короткий промежуток времени не могли спровоцировать убийцу на новые шаги, в то время как сообщение, присланное Бакстер после убийства, недвусмысленно говорило о том, что отстранять Волка от дела нельзя.
Симмонс был убежден, что один не совсем нормальный детектив на улицах города куда безопаснее подспудных угроз, так или иначе связанных с серийным убийцей. Что их может ждать? Лишние жертвы? Утечка важных данных в средства массовой информации? Или убийца вновь нарушит им же утвержденный график?
Ждать от него точных повторений было нельзя.
Волк, помимо своей воли, испытывал странную признательность к беспощадному монстру, планировавшему через неделю его убить, за то, что тот позволял ему оставаться на работе. Он, конечно же, не собирался слать ему поздравительных открыток, но, как говорится, нет худа без добра…
Под влиянием импульса детектив решил съездить на выходные в Бат. Хотя о своей смерти он почти не думал, душа его тянулась к жарко натопленной гостиной дома, в котором он вырос, к говядине «Веллингтон», стараниями мамы вечно пережаренной, и к пинте пива в местном пабе с лучшим другом, которому самой судьбой было предназначено жить, работать и умереть, не удаляясь от школы дальше, чем на две мили.
Билл еще раз выслушал истории, которые отец рассказывал ему всю жизнь, и наконец понял, почему их стоит повторять с такой завидной регулярностью. И только раз, когда в разговоре возникла пауза, родители мимоходом затронули тему убийств и той угрозы, которая нависла над их сыном. Отец всегда держал эмоции при себе, хотя они наверняка подробно обсуждали это, когда он был в душе (а потом получил небольшую взбучку за перерасход горячей воды), и быстро пришли к привычному для них решению большинства жизненных проблем: он вполне может вернуться жить в свою комнату на втором этаже.
— Хотя я и сомневаюсь, что ты, парень, захочешь перебраться сюда насовсем, — доверительно прошептал отец.
Если раньше наивность родителей Волка просто бесила, то на этот раз он отнесся к ним с юмором. Отец даже рассердился на сына за то, что тот посмеялся над его мнением.
— Я, может, и не всезнайка, которых полно в ваших больших городах, но это еще не значит, что меня можно считать тупицей, — резко бросил он.
По каким-то причинам он никогда не любил столицу и даже стал относиться к сыну по-другому, когда тот покинул их «маленький скучный городок» в поисках лучшей жизни.
— Эта чертова автострада М4 стала просто опасной. Вечно на ней ведутся дорожные работы, на каждом шагу камеры замера скорости.
К несчастью, эти слова еще больше развеселили Волка, что привело отца в сильнейшее раздражение.
— Вильям-Оливер! — прикрикнула на него мать, когда Вильям-старший вышел из комнаты «приготовить чашечку чая».
Волк ненавидел ее привычку называть его сразу двумя именами. Как будто ей было мало их претенциозной фамилии. Матери казалось, что содержащийся в ней дефис скрывает за собой их скромные доходы, точно так же как безупречный сад и платная парковка перед домом — унылые комнаты внутри.
Он кое-что поделал по дому, но злополучным повалившимся забором с соседкой Этель заниматься не стал, а когда она неожиданно появилась на крыльце с явным намерением к нему привязаться, спрятался в саду.
Детектив чувствовал, что хорошо отдохнул и набрался сил на следующую неделю, но, бросив на жужжавший как улей отдел один-единственный взгляд, понял, что в его отсутствие все изменилось.
В кабинете Симмонса восседала коммандер. Сам Симмонс тем временем перебрался за стол Чемберса, попутно получив в наследство Эдмундса, который теперь сидел рядом с ним, сверкая двумя синяками под глазами. Бакстер что-то оживленно обсуждала с детективом по имени Блейк. Он не имел никакого отношения к делу Тряпичной куклы и все знали, что Эмили его терпеть не могла.
На доске в совещательной комнате в списке жертв появилось два новых имени, а на столе Волка ждала записка от Финли, который просил его подъехать в ирландское посольство в Белгрейвии, как только он «закончит сеанс промывки мозгов у психиатра». Там им нужно было взять под свою защиту Эндрю Форда. Это сообщение Волка раздосадовало, ведь он прекрасно помнил, что они оставили бывшего охранника в Южном Уэльсе и убрались восвояси. Он в недоумении подошел к столу Симмонса и Эдмундса, у которого был явно разбит нос, и небрежно сказал:
— Доброе утро. Ну и что интересного я пропустил?
Мадлен Эйерс работала на фирму «Коллинз и Хантер» четыре года, а во время громкого процесса над Нагибом Халидом выступала в качестве его адвоката. Ее имя в списке Тряпичной куклы Симмонс узнал сразу, ведь эта женщина стояла на переднем крае нападок против Волка и всей столичной полиции в целом. Благодаря ее бездумным ремаркам и противоречивым высказываниям в зале суда, в том числе знаменитой фразе о том, что Волку следовало бы занять место на скамье подсудимых вместо ее подзащитного, она стала настоящей притчей во языцех.
Тот факт, что имя Эйерс оказалось в списке, всецело подтвердил правоту убеждений Эдмундса: все это дело действительно вращалось вокруг Халида. И посылать полицейских к ней домой в Челси было лишь чистой воды формальностью, призванной официально подтвердить, что бледное, хрупкое туловище, связующее в одно целое разрозненные части Тряпичной куклы, действительно принадлежало ей. Несмотря на этот трагический, хоть и многообещающий поворот, полицейские все равно не могли понять, какое отношение имеет ко всему происходящему Майкл Гейбл-Коллинз.
Не прошло и трех часов, как в отдел вернулись Бакстер и Эдмундс, подтвердив, благодаря лаку для ногтей и экстравагантно порочному шведу, что Мишель Гейли, женщина-полицейский, осуществлявшая за Халидом надзор как за условно осужденным, действительно была пятой, доселе не установленной ими жертвой. Задвинутая на задний план более насущными проблемами, всплыла информация о том, что Халида арестовывали за вождение без прав, а последнее убийство он совершил в тот самый период, когда его опекала Гейли.
Из шести частей тел, из которых была «сшита» Тряпичная кукла, неопознанной оставалась только одна. Хотя из тех, кто так или иначе был причастен к процессу, в списке пропавших больше не значился ни один человек, Симмонс был уверен, что имя последней жертвы смотрит на них с распечатки. Он вновь стал просматривать список с самого начала с твердым намерением вычеркивать очередное имя только после личного контакта с его владельцем или получения достоверной информации о том, что его видели после обнаружения Тряпичной куклы.
Утром в воскресенье Рэйчел Кокс заканчивала ночную смену в симпатичном коттедже неподалеку от живописной валлийской деревни Тинтерн. В Службе защиты свидетелей она работала лишь чуть больше года, но данное место явно было самым красивым из тех, куда ее посылали за все это время. И именно здесь ей выпало самое трудное испытание.
Большую часть времени Эндрю Форд развлекался тем, что либо орал в адрес Рэйчел и ее коллеги оскорбления, либо расшвыривал вокруг аккуратного маленького домика вещи. Вечером в пятницу он чуть не сжег коттедж после неудачной попытки развести костер, а днем в субботу им вдвоем пришлось его скрутить, чтобы пресечь попытку к бегству.
Еще там, у водохранилища, Финли дал ей хороший совет, которым она тогда пренебрегла, но теперь, проспав всего два часа, всерьез подумывала о том, чтобы съездить в город и контрабандой протащить в дом пару бутылок спиртного. Он начальства подобный демарш, конечно же, придется утаить, но Рэйчел ни на минуту не сомневалась, что после этого ночи с их ирландским гостем станут куда сноснее.
К счастью, к трем часам ночи Форд наконец угомонился и уснул. Женщина села за шероховатый деревянный стол на теплой кухне, уютно освещенной лившимся из гостиной светом. Подопечный храпел, и каждый раз, когда утробные звуки на время умолкали, она молилась, чтобы он не проснулся. Почувствовав, что ее вновь охватывает сонливость, Рэйчел, в исполнение полученных от начальства инструкций, пошла проверить подходы к дому.