Постепенно у неё на учете оказалось свыше двадцати подростков, родители которых погибли, были угнаны в Германию или пропали без вести. Она считала этих ребят зачисленными в детский дом. И действительно, в первый же день освобождения города она занялась восстановлением своего разрушенного хозяйства. Договорилась с Ивановым, что временно заберет дом, в котором жил бургомистр Блинов, — двухэтажный, хорошо сохранившийся особняк, недавно капитально отремонтированный. Господин бургомистр, очевидно, предполагал обосноваться надолго и не жалел затрат.
Располагая машинами, бургомистр, к сожалению, не позаботился о том, чтобы у него всегда был большой запас дров, и этим очень подвел Клавдию Федоровну. Он как будто нарочно сжег последнюю охапку дров накануне своего неудачного бегства из города. Говоря Иванову о том, что она уничтожила пять заборов в окружности, Клавдия Федоровна несколько преувеличивала. Все заборы, кроме того, который окружал дом бургомистра, были сожжены их владельцами ещё в самом начале зимы. Что касается забора, который имел в виду председатель горсовета, то при всём желании сжечь его в обычной печке было невозможно — он был отлит из чугуна лет сто назад.
В глубине души Клавдия Федоровна понимала, что, может быть, несколько поторопилась с организацией детского дома. Но она так долго ждала, что ждать дольше просто не могла.
Одна из самых главных забот ею уже была устранена — в погребе и сарае лежало столько трофейных продуктов, что ребятам вполне хватит до тех пор, пока наладится снабжение города.
В тот момент, когда автоматная очередь оборвала жизнь бургомистра, в его доме уже звучали голоса детей. На белой кафельной плите варились щи с мясом, в комнатах переставляли мебель — мальчики должны были жить в нижнем этаже, а девочки — в верхнем. Клавдия Федоровна расположилась в небольшой комнате под лестницей, которая одновременно должна была стать и канцелярией детского дома.
Вернувшись из городского совета, Клавдня Федоровна скинула платок, ватник и прошла к себе в комнату. Она была очень озабочена. Надо было раздобыть топоры, пилы, сообразить, кого из ребят можно назначить на уборку дров. Размышлять долго было некогда. Она окликнула первую попавшуюся ей девочку — Маю Шубину, худенькую, большеглазую и большеротую, с двумя торчащими, туго заплетенными косичками, и велела поскорей позвать к себе Колю Охотникова. Мая тотчас же побежала искать Колю, пропадала где-то минут десять, а потом вернулась запыхавшаяся, с растрепанными косами и с глазами, полными слез.
— Что с тобой, Мая? — спросила Клавдия Федоровна.
Мая отвернулась и сказала сквозь зубы чуть дрогнувшим голосом:
— Потому что дурак!..
— За что он тебя? — спросила Клавдия Федоровна, понявшая ход мыслей Май. — Ты ему сказала, что это я его зову?
— Сказала.
— А он что?
— А он меня стукнул за то, что я кролика выпустила.
— Какого кролика? — удивилась Клавдия Федоровна.
— Не знаю… черного…
— Откуда у него кролик?
— Не знаю…
— Ну ладно, Мая, иди наверх, к девочкам. Я сама его позову.
Мая убежала, а Клавдия Федоровна накинула на голову платок и вышла на крыльцо.
— Коля! Охотников! — крикнула она громко.
Никто не откликнулся.
— Охотников! Коля! — повторила Клавдия Федоровна.
Коля не отзывался. Он, наверно, боялся показаться Клавдии Федоровне на глаза. Она начала сердиться:
— Коля, немедленно ко мне!..
Вдруг она увидела его на соседнем дворе. Одетый в серую кацавейку, он крался между сараями, как-то странно пригибаясь, то приседая, то быстро перебегая от одной стены к другой… Шапку он почему-то держал в руках, иногда быстро взмахивая ею сверху вниз. Что это с ним? Ах да, кролика ловит… Что за кролик такой?..
В эту минуту черный комочек выкатился откуда-то из-за стены сарая и исчез между двумя сугробами. Коля кинулся вслед за ним. Он упал на грудь, вытянув вперед руки с шапкой. Сухой снег двумя фонтанами взлетел в разные стороны. Через мгновение Коля, весь белый, с волосами, полными снега, бежал назад, крепко прижимая что-то к груди. Лицо у него было такое счастливое, что у Клавдии Федоровны не хватило духу его выбранить.
— Покажи кролика, — сказала она, когда он подбежал к крыльцу.
Коля раскрыл на груди свою кацавейку, и оттуда высунулось длинное черное ухо с белым пятнышком на самом кончике, а затем и вся кроличья мордочка.
— Откуда он у тебя?
— Один боец подарил.
— А боец где взял?
— Во дворе, где начальник гестапо жил. Он говорит, там ещё две клетки кроликов. Давайте возьмем их, Клавдия Федоровна! Я сам за ними ухаживать буду!..
— Посмотрим. Может быть. Если раздобудем корм. А пока посади его куда-нибудь и зайди ко мне, Коля. Мне надо с тобой серьезно поговорить.
Коля насупился и опустил голову:
— А я, Клавдия Федоровна, вовсе и не виноват. Я же говорил: не лезь ко мне в сарай — у меня кролик. А она полезла… и выпустила.
— Драться всё равно не надо, — сказала Клавдия Федоровна. — Неумно и некрасиво… Ну, быстро. Прячь своего кролика, собери всех мальчиков, и приходите ко мне. Есть важное дело.
Почувствовав, что гроза миновала, Коля со всех ног побежал к сараю.
Через несколько минут он и ещё несколько ребят сидели в комнатке Клавдии Федоровны вокруг стола. Лица у них были серьезные и озабоченные.
— Так мы пойдем, Клавдия Федоровна, — сказал Витя Нестеренко, высокий белокурый мальчик в очках. Он был очень близорук и если хоть на минуту снимал очки, лицо у него сразу становилось растерянным и даже испуганным. — Так мы пойдем, попросим у соседей топоры и пилы. Я думаю, дадут.
— Дадут, конечно. Скажите, что это я прошу и что завтра мы всё вернем в целости и сохранности.
Мальчики встали и гурьбой двинулись к двери.
— А ты погоди, Коля, — остановила Охотникова Клавдия Федоровна. — С тобой у меня ещё особый разговор.
Коля тоскливо поглядел вслед уходящим товарищам и покорно опустился на стул в ожидании взбучки.
Но разговор вышел совсем не такой, как он предполагал.
Витя Нестереико едва успел вернуться в дом с большой двуручной пилой — он не без труда раздобыл её у хозяев соседнего дома, — как навстречу ему кинулся Коля Охотников.
— Брось ты свою пилу! — крикнул он и, выхватив её из Витиных рук, кинул в угол. — Есть дела поважней.
— Что такое? — испуганно спросил Витя. Очки у него запотели, и он беспомощно моргал глазами. — Случилось что-нибудь?
Коля оттащил его к окну и стал рассказывать громким шопотом, поминутно оглядываясь и захлебываясь от волнения.
Витя слушал, протирая очки, и глубокомысленно молчал.
— Ничего не понимаю, — наконец сказал он.
— Да чего тут не понимать? — удивился Коля. — Говорят тебе: картины где-то в городе… Бургомистр хотел их вывезти, но не успел… Давай будем искать!
— А где?
— Ну и бестолочь! — Коля от досады ударил по колену кулаком. — Если бы знали где, так пошли бы и взяли. Не стали бы награду давать тем, кто найдет.
— Да я не о том, — смутился Витя.
— А о чём же?
— Да где их искать?
Коля развел руками:
— Ну, этого пока еще никто не знает. Клавдия Федоровна велит людей расспрашивать. Но я думаю: что же только расспрашивать? Можно и поискать. Неужто мы глупее других?
Витя с сомнением покачал головой. Это совершенно вывело из себя Колю.
— Ты просто сдрейфил! — с презрением сказал он. — Вот уж не думал, что ты такая размазня! А ещё в геологи собираешься!
— И совсем я не сдрейфил, — стал оправдываться Витя. — А только как же искать, если неизвестно где. Город-то ведь большой!..
— Ну и что ж с того! Я ж тебе говорю, что Клавдия Федоровна велела походить по дворам, поговорить с жителями. Ты что ж, и этого не хочешь?