Он взял розовую папку, лежавшую сверху, перелистал и ахнул. Нет, в склепе не было картин, похищенных из музея. Но здесь было спрятано тоже нечто крайне важное…
Один за другим солдаты вынесли и положили на снег пять тяжелых тюков.
— Что же мы это такое нашли, товарищ начальник? — спросил сержант, заглядывая в раскрытый тюк. — Кажись, бумажки? А мы-то старались!..
— Недаром старались, Ковальчук, недаром, — утешил его Воронцов, — находка полезная, может пригодиться.
Старик-сторож покачал головой и концом палки поковырял в мешке.
— А картин, значит, нету… — сказал он разочарованно.
Воронцов, усмехаясь, поглядел на него:
— Нету, дедушка, нету…
Воронцов положил розовую папку обратно в тюк, перевязал веревкой и приказал погрузить все, что было найдено, на машину.
— Ну, если не секрет, скажи ты мне, начальник, — поинтересовался старик. — Что в этих бумажках такое, а?..
— А вот это, дедушка, секрет, — сказал Воронцов. Он сел в машину рядом с шофером. В кузове на тюках сидели солдаты и беседовали о том, что такое они везут и почему майор так доволен, что нашел эту прорву бумаги, хотя искал как будто совсем другое…
И только один Воронцов знал, что он везет в машине.
В пяти тюках находился архив городского гестапо.
Гитлеровцы, видимо, надеялись, что скоро вернутся, и решили, что вернее будет его надежно спрятать, чем таскать с собой.
Глава пятнадцатая. Еще одна загадка
Дивизия получила боевую задачу — двигаться к Новому Осколу, освободить его и продолжать движение в направлении Белгорода. Ястребов ранним утром собрал командиров полков и, в свою очередь, поставил перед ними боевую задачу, которую должен решать каждый полк на своем участке.
До выступления оставалось немногим более суток.
Когда командиры частей разошлись и в комнате остались Корнеев да Стремянной, Ястребов закурил и, усмехаясь, поглядел на своего начальника штаба.
— Ну, как дела, новоявленный Шерлок Холмс? — спросил он. — Что еще хорошенького разыскал? — Он повернулся к своему замполиту. — Слышал, Корнеев, какой следопыт у нас в дивизии объявился?
— Как не слышать! — улыбаясь, ответил Корнеев. — Совершенно неожиданный талант!..
— Да я-то тут при чем? — сказал Стремянной. — Это Воронцов нашел.
— Ладно, ладно, нечего скромничать, — сказал Ястребов. — Главное, что дело сделали большое. Нашли архив как раз тогда, когда надо. Воронцов мне уж звонил. На основании обнаруженных материалов арестована сотрудница гестапо Мария Кузьмина. Есть подозрение, что она-то и является агентом Т-А-87. Если бы не ваша находка, она бы, пожалуй, ускользнула от нас. У нее все фальшивые документы на руках были. Сейчас как раз допрос идет. У нас, товарищ Стремянной, кажется, было что-то о постройке укрепрайона западней города. Помните, в бумагах бургомистра нашли? Так вот, эта особа, говорят, в курсе. Зайдите туда, постарайтесь выяснить все, что можно, о характере и месторасположении укреплений. Это было бы важно…
— Слушаюсь! — Стремянной раскрыл папку и вытащил из нее нужный документ. — Так я пошел, товарищ генерал…
Особый отдел дивизии находился неподалеку, в маленьком одноэтажном домике. Около него ходил часовой, а в глубине двора стояла легковая машина.
Стремянной поднялся по лестнице и вошел в комнату, где происходил допрос.
Он увидел у стола майора Воронцова. Низко склонив седую голову, Воронцов записывал показания арестованной. Женщина сидела перед ним, спокойно облокотившись о стол. Ее соломенно-желтые, видимо, крашеные волосы еще сохраняли следы обдуманной и сложной прически. Тонкие — в ниточку — высокие брови были приподняты удивленно и наивно. Лицо нежное, кукольное — маленький, чуть вздернутый нос и блестящие выпуклые глаза. Воронцов оторвался от протокола и взглядом приветствовал вошедшего.
— А, товарищ Стремянной! Садитесь, послушайте. Мы только начинаем.
Женщина краешком глаза посмотрела на Стремянного и осторожно, как будто украдкой, поправила волосы.
Он сел позади нее и чуть в стороне, чтобы не мешать допросу.
— Итак, я записал ваш ответ, — сказал Воронцов, пододвигая к ней протокол. — Вы утверждаете, что не имели никакого отношения к Курту Мейеру.
— Никакого, — безмятежно сказала женщина.
— Подпишите.
Она обмакнула перо, поставила на листе бумаги свою подпись и поднялась с места.