— А, товарищ Стремянной! Садитесь, послушайте. Мы только начинаем.
Женщина краешком глаза посмотрела на Стремянного и осторожно, как будто украдкой, поправила волосы.
Тот сел позади неё и чуть в стороне, чтобы не мешать допросу.
— Итак, я записал ваш ответ, — сказал Воронцов, пододвигая к ней протокол. — Вы утверждаете, что не имели никакого отношения к Курту Мейеру.
— Никакого, — безмятежно сказала женщина.
— Подпишите.
Она обмакнула перо, поставила на листе бумаги свою подпись и поднялась с места.
— Теперь мне можно идти? — спросила она и опять сбоку поглядела на Стремянного.
— Нет, подождите, — сказал майор. — У меня к вам есть ещё один вопрос… Как вы можете объяснить то обстоятельство, что фотографировались с Куртом Мейером?
— Это недоразумение. Я никогда с ним не снималась, — удивленно сказала она, но ресницы её дрогнули.
— Значит, никогда? — переспросил майор, прищурив глаза и посмотрев на неё в упор.
— Конечно! Каким же образом? — растерянно развела она руками. — Ведь я почти не знала его.
— Посмотрите! — Майор открыл ящик и положил на стол фотографию.
Увидев её, женщина вздрогнула и закусила губу.
Стремянной приподнялся и посмотрел на фотографию. Он видел её в первый раз, Якушкин такой не приносил. Но снимок был так выразителен, что спорить против него было просто немыслимо. Уютно пристроившись на диване, сидели рядом Курт Мейер и эта самая женщина, Мария Кузьмина: Курт Мейер — картинно выпятив грудь и слегка откинув назад голову, а она — не менее картинно улыбаясь, положив одну руку к нему на плечо, а другой прижимая к себе маленькую мохнатую собачку.
— Что же вы молчите? — спросил майор.
Мария Кузьмина с ужасом смотрела на фотографию.
— Откуда вы её взяли? Ведь я её сожгла!..
— Вы сожгли свою, а эту мы нашли в личной папке Курта Мейера, которая среди прочих дел лежала в архиве гестапо.
— Вы нашли архив гестапо? — воскликнула предательница.
— А вы знаете, что он был спрятан? — поймал её майор на слове.
— Нет!.. Нет!.. Я ничего не знаю! — отмахиваясь обеими руками, закричала она.
— Вы многое знаете, — спокойно наблюдая за ней, сказал майор, — но вы, вероятно, ещё не знаете о судьбе Курта Мейера.
— Что с ним?
— Он в наших руках!
Она ничего не ответила, только закрыла лицо руками. Майор переглянулся со Стремянным и стал перебирать бумаги на столе.
— Почему вы не пытались уйти с Куртом Мейером? — выждав минуту, спросил он.
— Он… он… меня не взял!..
— Не взял или… оставил? Оставил со шпионским поручением… Обещал скоро вернуться и вас наградить. Отвечайте! — строго сказал майор. — Да или нет?
Она молчала.
— Хорошо. Можете не отвечать. И так всё ясно.
Стремянной поднялся с места:
— Товарищ майор, разрешите и мне задать вопрос.
— Пожалуйста.
Стремянной вытащил из планшета документ и положил его перед собой на столе.
— Вы работали переводчицей в гестапо?
— Да.
— А имели вы какое-нибудь отношение к городской управе?
— Они меня часто приглашали переводить приказы командования с немецкого языка на русский.
— Так. — Стремянной помолчал, обдумывая, как ему вести допрос дальше. — Это вы переводили приказ об отправке населения на постройку укрепленного района?
— Не помню. Может быть.
— Значит, вы знаете, где строились укрепления?
— Приблизительно, — осторожно ответила Кузьмина.
— Нет, не приблизительно, а совершенно точно, — вдруг уверенно сказал Воронцов. — Вы же ездили туда. Ну, говорите: ездили?
— Меня посылали, — виновато сказала Кузьмина. — Я не могла отказаться. Это была моя служба.
— Ну, так вот, — сказал Стремянной, раскладывая на столе карту: — покажите, где построены укрепления. Как они расположены?
И он положил поверх карты красный карандаш.
Кузьмина нагнулась над столом и, водя кончиками пальцев по карте, стала её разглядывать.
— Очень хорошая карта, — сказала она как-то по-новому, деловито и сухо. — Я отмечу на ней все укрепления, но скажите: за это мне сохранят жизнь? Меня не расстреляют?
— Ничего не могу обещать, — сказал майор Воронцов. — Но сообщу прокурору, что вы нам дали важные показания. Только говорите правду!