- Здоров, Рукия!
- Видал? – вместо приветствия сказала офицер Такеши. – Нии-сама против Панамочника. Ашисоги Джизу ведет со счетом два-один. О, нет, погоди… уже не ведет… - и в сторону: - Ичиго, придурок! Ты зачем снял респиратор?! – и снова к Ренджи: - Ладно, пойду вынесу это тело на свежий воздух, а то нии-сама какой-то новый яд придумал, даже у меня от него глаза чешутся. Ну, до встречи. Привет капитану!
Отключив передатчик, Абараи присел на корточки перед кроватью, положил локти на ее край, а сверху пристроил подбородок.
- Ну, понимаете, тайчо? Никуда вы от нас не денетесь…
***
Еще через день Бьякуя уже чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы не терпящим возражений тоном попросить о выписке. Унохана изучила его внимательным взглядом, выдала Ренджи целый мешок лекарств и длинный свиток с инструкциями по перевязке и уходу и сказала:
- Ну идите.
И они пошли. Пешком, медленно, потому что первым пунктом в списке рекомендаций стояло категоричное «никакого шунпо!». Равно как нагрузок вообще, нервных напряжений, переутомления… Короче, впаяли Бьякуе полноценный больничный. Он степенно шагал чуть впереди своего лейтенанта, глядя под ноги из-под опущенных ресниц, и думал… о многом.
Например, по какой причине не сопротивлялся, когда Абараи так обтекаемо и в то же время естественно поставил его перед фактом, что из госпиталя он отправится не домой, а в Руконгай. Или о том, что отряд без присмотра – как же, оба старших офицера неизвестно где обретаются! – совсем отобьется от рук, а на бойцов и так без слез не взглянешь. Или о том, что надо бы отправить адскую бабочку Гинрею. Старику ведь наверняка сказали, что внук ранен, но совершенно не обязательно разъяснили подробности. Хотя, возможно, как раз все разъяснили, не забыв снабдить едкими комментариями. А деду и без того волноваться вредно, так что… Бьякуя старательно не думал только о том, к кому вел его Ренджи и как с ней заговорить.
Абараи, в который раз почувствовав состояние своего тайчо, принялся рассказывать о семье. Такеши в Готее было столько, что хватило бы на отдельный отряд. Некоторые служили под своими фамилиями, как Ренджи или «Маюри-нии» (Бьякуя криво усмехнулся), но большинство предпочитало называться именем тех добрых людей, что приютили их и согрели душевным теплом.
Большой дом выходил фасадом на улицу, и Ренджи провел капитана в обход строения, к ступенькам энгавы, выходящей во внутренний дворик. Бьякуя притормозил в нескольких шагах от входа, внезапно сильно струхнув. К его счастью, в это время в саду послышался шум и появилась целая процессия во главе с Куроцучи Маюри.
Кучики никогда не верил, что дослужившийся до звания капитана шинигами может быть настолько несдержанным, как поговаривали о джунибантай-тайчо. И теперь он получил подтверждение своей ошибки. Куроцучи бегал взад-вперед, голосил что-то малоразличимое, отмахивался от толпы утешителей и швырялся в них предметами одежды, которые отрывал от собственного костюма. В конце концов, он сорвал с головы свою знаменитую шапку, но не запустил ею в родственников, а с силой шмякнул о землю и принялся по ней прыгать. Бьякуя во все глаза смотрел на это действо, попутно удивляясь, почему родственники не разбегаются в разные стороны, а продолжают уговаривать не расстраиваться по пустякам самого известного на все Общество Душ психопата. В хвосте за ними таскался Куросаки Ичиго, хихикая и подбирая обрывки одежды.
- Маюри-нии добрался до старых воспоминаний того капитана, который оказался во всем виноват, - произнес за спиной Бьякуи мягкий женский голос, - и теперь страдает, потому что тот водил за нос весь Готей, включая вашего генерала, весь Научный Центр и самого нии-сама.
Бьякуя медленно повернулся. Абараи давно исчез в глубинах дома, вопящий Маюри унесся куда-то в сторону пруда, уводя за собой утешителей, и они оказались совсем одни, лицом к лицу. Хисана стояла на верхней ступеньке и улыбалась Бьякуе слегка неуверенно и тепло.
«Столько лет прошло, - говорили ее глаза. – Я так рада тебя видеть!»
«Это чудо, - отвечал его взгляд. – Ты совсем не изменилась. Такая же красивая…»
«А ты… повзрослел. Но мне нравится то, что я вижу»
Бьякуя опустил голову и тут же вскинул на Хисану вопросительный взгляд.
«Как ты думаешь, - говорил он, - на этот раз мы справимся?»
«Уж теперь-то я тебя не потеряю! – вспыхнули ее глаза. – Ни за что! Только не теперь!»
Бьякуя все еще неуверенно шагнул к крыльцу, но в это время в глубине дома раздались какие-то крики, на энгаву выскочила рыжая девчонка с вытаращенными глазами, а за ней появилась весьма воинственно настроенная седая старушка со сложенным вдвое полотенцем, которым она норовила огреть пониже спины ошалевшую подружку Куросаки из мира живых. Девчонка неловко задела плечом Хисану, и та полетела с веранды. Бьякуя поймал.
Прижал к себе, спрятал лицо в темных волосах, пахнущих вишней и мятой, прикоснулся губами к нежной коже на виске… Хисана замерла в его объятиях, обхватив шею рукой, зажмурилась, впитывая тепло и силу, так привычно окутавших все ее существо. Как будто не было всех этих лет порознь. Как будто между ними ничего не изменилось. Как будто они расстались только вчера.
Тем временем строгая миниатюрная старушка вовсю гоняла девчонку-риока, приговаривая:
- … чтоб я тебя на кухне больше не видела! Вредительница! Это ж надо было додуматься! Столько продуктов извела, аж зла не хватает! А ну брысь отсюда, глупышка малолетняя!
На старушку попытались напасть какие-то крохотные летающие создания, грозно потрясая кулачками и устрашающе попискивая. Фумико-сан отмахнулась от них полотенцем, раскидав в разные стороны, но преследовать Орихиме прекратила. Сдула со лба выбившуюся из прически прядку, уперла руки в бока и победно фыркнула.
- Ишь чего удумала! – проворчала она вслед скрывшейся девочке. – Ты б еще сашими шоколадом заправила! – из кустов высунулась Иноуэ с выражением на лице «ого! идея!». – Чему вас только в том Генсее учат?! – и решительно направилась в сторону пруда, откуда доносились голоса ее многочисленной родни.
Бьякуя сделал шаг назад и присел на ступеньку, не выпуская Хисану из объятий. Он готов был не отпускать ее никогда, начиная с этого момента и до самого перерождения. А потом еще целую вечность.
- Прости меня, - не поднимая головы, проговорила девушка, возя пальчиком по бинтам на его груди. – Я была такой слабой! Я сделала тебе больно…
- И ты меня прости, - шепотом, чтобы не сорвался голос, сказал Бьякуя. – Я был очень глупым и ничего не понимал.
- Целуетесь? – подозрительно вопросил Соуджин, просовывая любопытный нос в проем раскрытых седзи.
- Джин-тян! – Хисана укоризненно покачала головой и попыталась выбраться из объятий. Бьякуя не пустил.
- Я так, на минуточку, - деловито сообщил ребенок, усаживаясь рядом с отцом и принимая серьезный вид. – Маюри-оджи искалечил три маски и порвал две шляпы, но отошел и теперь настроен конструктивно. Из того, что он вытянул из Айзена, стало понятно, что случилось с Шибой-фукутайчо. Тот пустой был его экспериментом, и Маюри-оджи теперь знает способ, как вернуть лейтенанта в нормальное состояние. Или скоро узнает. У него там еще кое-какие наметки появились, но он отказывается говорить вслух: могут подслушать и устроить какое-нибудь западло.
- Джин-тян, - Хисана сузила глаза, - это нии-сама такие слова употребляет или из тебя твое студенчество прорывается?
- Ну ма-ам! – возмутился Соуджин материнской попытке повоспитывать его. Спрыгнул с крыльца и, помахав родителям рукой, умчался в сторону пруда. Почему-то все сегодня туда убегали…
- Ты не подумай, - принялась оправдываться Хисана, - он умеет быть вежливым! И словарный запас у него вполне приличный, никогда раньше не скатывался на жаргон. Я даже не знаю, что это он…