– А ты, Лиза, возьми кредит.
«Умно»,– подумал я, и одобрительно посмотрел на Липу. Как она ловко пресекла всякие дружеские поползновения на наш бюджет. Умница!
Кухня была без мебели, впрочем, как и вся квартира, отчего казалась необычайно огромной, по сравнению с нашей «восьмиметровкой». Особенный шик ей придавали сверкающий чистотой пол, выложенный плиткой «под мрамор» и ……….. широкий подоконник, на котором красовались два горшка с цветами и одна литровая банка с увядшей розой.
–Ой, Липа, держи его, держи! Он же сейчас прыгнет!
Огрызнувшись и еле-еле изловчившись проскользнуть мимо ладоней, я с радостным «мяууу», почти без разбега прыгнул на подоконник, освещаемый ярким весенним солнцем, притягивающим теплом и ослепительным блеском стекла. Я без разбега прыгнул и …..
В общем, в произошедшем нет моей вины, во-первых, мне не дали выспаться, соответственно я не смог набрать форму, а без формы я и муху не поймаю. Во-вторых, мне всё-таки не один год и даже не пять лет, силы уже не те, что прежде. И, в-третьих, как правильно было подмечено, моя милашка не следила за моим образом жизни, и ничего удивительного что я набрал пятнадцать кило, где почти половина была лишним куском жира, собравшимся на животе. И я право совершенно не понимаю из-за чего было столь громко кричать, причитать и стонать……
– Что он делает, паразит?! – визгливо закричала Лиза, когда я буквально повис на передних лапах, при этом больно ударившись грудью о грай подоконника. Да! Да! При моём-то весе мне было совсем не сподручно аккуратно взгромоздиться на желанную площадку. Ну, подумаешь поцарапал лак! Ну, подумаешь сбросил горшки! Ну и банка, конечно, полетела тоже коту под хвост! Экая невидаль – банка с увядшей чайной розой. Хотя, по правде, я сбросил её из-за собственной шкодливости и вредности.
– Ай! Я его сейчас прибью, – дико закричала Лиза, когда я решил помочь себе задними лапами, пропахивая когтями, причем неоднократно (а что тут поделаешь? Ну не падать же в самом-то деле), весьма дорогие итальянские обои. Но было уже поздно. Клочья летели, словно куски шкуры, разлетаясь в мартовской драке.
Солнце радостно засверкало в моих больших зеленых глазах. От получаемого удовольствия в груди заурчало, я дольный то прищуривал глаза, то снова их раскрывал, окидывая ленивым взором двух подружек.
– Ну, что же ты наделал, Мурзик?! – неловко
– Ну, подлец же он,– вздохнув, произнесла Лиза, печально осматривая и оценивая нанесённый ущерб.
– Муурррр.
2007 г. Москва, подвал КТ СУ-155
Любовь, как допинг
– Раз, два, раз, два.. оф …. раазззз, – он тяжело вздохнул и остановился, когда его легкие настолько расширились, что казалось вот-вот лопнут от перенапряжения, разорвутся как паровой котёл от перегрева. Он вытер запотевшее лицо, ибо залитые глаза не могли сфокусироваться и прочитать цифру, выведенную на недавно покрашенной стене.
– Тринадцатый, – наконец прочитал он и снова вздохнул. Его протяжный вздох напомнил звук воздуха, с шумом вырывающегося из воздушного шара. – Только тринадцатый!
Немного отдышавшись, он тоскливо огляделся. Запылённая бетонная лестница с неубранным мусором в углу. Розовые стены. Белая дверь с разбитым стеклом вела на балкон. Унылое место. Ещё десять минут назад хотелось петь и танцевать, а сейчас оказавшись стиснутым в четырёх стенах и стоя на такой бесконечной лестнице, он подумал, что с таким же успехом он мог бы штурмовать Эверест.
Последний раз судьба его заносила на эту Богом проклятущую лестницу жарким июльским днём. Легко одетый, сжимая в руке заветные ключи, он почти взлетел на двадцать третий этаж. Сегодня же, осенним вечером, облачённый в пальто, немного мокрый, ибо дождь заливал город, он с трудом поднялся на этот чёртов этаж, и казалось, что сил больше подниматься нет. Отдышавшись, он, было, сделал попытку продолжить свой путь дальше, но судорога в ногах заставила облокотиться на перила и замереть на месте.
– Всё, перекур, – прошептал, устало, вынимая пачку сигарет. Закурив и пустив пару колец, бедолаге ничего не оставалось делать, как предаться приятным воспоминаниям.
А вспомнить ему было что! И хотя на его зимних ботинках не болтались шпоры, а концом шпаги он не задевал стены и перила, да и стальные латы не бряцали, за неименьем оных, он был героем, которому позавидовали бы рыцари и оруженосцы, трубадуры и все шуты всех известных и неизвестных королей. Ах, если бы они могли видеть с ловкостью и сообразительностью, он буквально сразил, выбил из состояния душевного равновесия своё почтенное семейство, не ожидавшего объявления о предстоящей свадьбе, провозглашения суверенитета и вполне закономерного отделения.