– Вы не могли остановить меня. Я разрешил вам оставаться моим партнером, чтобы избежать неприятностей, которые вы могли причинить. Вам хотелось бы держать меня под контролем, но вам не удалось сделать этого, – Рэдберн медленно повернулся и раскинул руки. – Это была моя империя. Старый дурак основал это заведение, но он не понимал, насколько доходным оно может быть. Я тот, кто принес славу и величие заведению Гаэтана. И я снова буду править.
– Боюсь, что вы сошли с ума, Бернард.
– А я думаю, что вы дурак.
– Где Шарлотта Ашервуд?
– Я продал ее шотландцу по имени Мак-Леод. Вскоре после этого он уехал из города. И мне было все равно, куда он ее увез, – Бернард пожал плечами.
Гаэтан долго молчал, потом произнес:
– Эндовер не даст тебе возможности продолжать это дело.
– Эндовер долго не проживет. Я ошибался, когда думал, что Холлингтон сможет разобраться с моим дядей, – Рэдберн достал из кармана пистолет. – А теперь я должен сделать это сам. И вы не сможете заставить меня передумать.
– Жаль, что вы не были сегодня на его свадьбе. Торжество было скромным: на нем присутствовали лишь члены семьи да несколько близких друзей. Нельзя думать о пышной свадьбе, когда в семье такое горе. А все из-за вас.
– Я просто взял нищую бесприданницу и пристроил ее куда надо, – Рэдберн сел на ручку стула напротив Гаэтана. – Это очень мудро с моей стороны.
– А теперь вы еще хотите убить своего дядю.
– Я бы не стал ожидать от вас понимания, учитывая то, как вы его любите.
– Я надеялся, что вы почувствуете раскаяние, или вину, или угрызения совести. Теперь я вижу, что вы неисправимы, – Гаэтан отодвинулся в тень. Свет от светильников играл на дуле пистолета, направленном Рэдберну в грудь. – Я сожалею о том, что должен сделать.
– Вы думаете, что сможете меня этим напугать?
– Я думаю, что таким образом смогу уничтожить ваше царство.
– Вы меня не напугаете. Кишка тонка, – Рэдберн засмеялся, его смех отдавался эхом в тишине дома. – Если думаете, что я сейчас паду на колени и стану просить прощения, то ошибаетесь.
– Я считаю, что вы должны умереть. Да помилует Господь вашу душу!
Рэдберн запустил руку в карман сюртука. Едва он достал пистолет, как звук выстрела разорвал вечернюю тишину. Звук оглушил Бернарда, и в то же мгновение пуля вошла ему в грудь. От такого удара он свалился с ручки стула. Боль расколола Рэдберна, он почувствовал, что задыхается. Тень вплыла в его поле зрения.
– Очень жаль, Бернард, но вы не оставили мне выбора.
– Я вас за это убью, – Рэдберн жадно глотал воздух. Его рука потянулась за пистолетом.
– Нет, Бернард, не убьете. – Гаэтан наступил ему на руку.
Слезы боли затуманили взор Бернарда Рэдберна. Но он видел, как его противник поднял пистолет с ковра.
– Теперь я вижу, что вам очень больно. – Гаэтан прицелился в голову Рэдберна. Громкий щелчок раздался в воздухе: он взводил курок. – Это прекратит ваши страдания.
– Нет.
– Простите, – прошептал Гаэтан.
Это было последним, что услышал Рэдберн.
Глава 25
На следующее утро Себастьян сидел в библиотеке вместе с Феликсом Данбертоном из Главного уголовного суда и слушал подробный рассказ о том, как его племянника нашли убитым сегодня утром. Феликс, низенький, толстенький человек с взъерошенными темными волосами, был похож на небольшого медведя Данбертон говорил медленно, но обстоятельно. Когда же он окончил свой подробный рассказ Себастьян уже прекрасно представлял себе Рэдберна, лежащего на полу в кабинете Гаэтана.
– Вы говорите, что в него стреляли два раза.
– Да, милорд, – Данбертон открыл маленькую коричневую записную книжку. – Один раз в грудь, а второй раз между глаз. Я думаю, что второй выстрел как раз и прикончил его. Первая пуля попала в легкое, а человек может выжить, если попали в легкое. Рядом с ним мы не нашли пистолета. Несомненно, его взял тот, кто стрелял в вашего племянника два раза. – А у вас есть какая-нибудь идея насчет того, кто хотел видеть вашего племянника мертвым?
За прошедшие несколько дней Себастьян не раз думал о том, чтобы убить Рэдберна. А поскольку он все-таки не расправился с ним, то маркиз подумал, что племянника мог убить один из его врагов.
– Боюсь, что ответа у меня нет. Я не знаком с приятелями Рэдберна, – признался он.
Феликс слегка постучал записной книжкой о подбородок.
– Сейчас молодые люди занимаются всякими безобразиями, – сказал он. – Опиум, карты и еще черт знает что. Трудно сказать, из-за чего ваш племянник поссорился со своим убийцей. Мне удалось узнать, что заведение, которое он основал, когда-то было игорным залом.
Себастьян посчитал, что больше этому человеку рассказывать не следует. Лучше, чтобы его участие в уничтожении заведения Гаэтана осталось неизвестным.
– Мне хотелось бы, чтобы вы дали мне полученную вами записку с указанием места, где находится тело Рэдберна, – попросил маркиз Данбертона.
– Да, она здесь, у меня, – Феликс порылся в кармане своего помятого коричневого сюртука и через мгновение достал кусок бумаги, на котором было что-то написано. – Поддельная записка. Если вы думаете, что опознаете почерк, то это вам вряд ли удастся. Слова напечатаны.
Ночью кто-то оставил похожую записку под дверью дома Эндовера. Бумага и почерк были одинаковыми. Но содержание записок различалось. Записка, вместо того чтобы предоставить Главному уголовному суду информацию о том, где находится тело Бернарда Рэдберна, говорила о судьбе Шарлотты Ашервуд. Бумага была подписана буквой Г. Хотя на ней не было настоящей подписи, никто не сомневался, что обе записки написаны одной и той же рукой. Рэдберна убил Гаэтан.
Данбертон ушел, а Себастьян отправился в гостиную, где были Эмма и его мать.
– Случилось нечто ужасное? – Жаклин прижала руки к груди.
– Бернарда нашли убитым сегодня утром, – Себастьян обнял мать за худые плечи.
Жаклин подняла глаза к небу, шепча молитву. Потом она обратила взор к Себастьяну. Маркиз заметил, что в глазах ее стояли слезы.
– Я могу лишь пожалеть мою дочь. Ибо сын, которого она родила, не стоит ее страданий. Я должна быть с ней, – сказала Жаклин.
– Вы хотите, чтобы мы поехали с вами в Гемпшир? – спросил Себастьян, сжав ее руку.
– Нет, здесь и так много дел. Я оставляю их на тебе, – маркиза взяла Эмму за руку. – Мне жаль, что мой внук причинил вам и вашей семье столько страданий. Я могу лишь молиться о том, чтобы нашли вашу кузину.
– Если кто и найдет ее, так это Себастьян, – печаль была видна в глазах Эммы, хотя сама она улыбалась.
– Верь, дитя мое, – Жаклин поцеловала ее в щеку, повернулась и вышла из гостиной быстрым шагом.
Когда молодые супруги наконец остались одни, Эмма достала из кармана сложенную бумажку. Себастьян не стал читать ее: он и так знал, что это та записка, которую он и Данбертон получили сегодня утром от Гаэтана.
– Как мы теперь найдем Шарлотту? Ведь Рэдберна больше нет, – спросила Эмма.
– Гаэтан написал имя того человека, который заплатил Рэдберну за ее похищение.
– Он продал мою кузину шотландцу по фамилии Мак-Леод, – Эмма слегка облизнула губы и стала пристально разглядывать записку, которую она сжимала в руке. – Мы даже не знаем его имени. Я не могу себе представить, как теперь искать его.
– Я буду искать его, пока наконец не найду. Я буду выслеживать каждого Мак-Леода, который окажется в Лондоне.
– Ты думаешь, что мы сможем найти ее? – Эмма посмотрела на мужа.
– Точно сказать не могу. Только знаю, что буду делать все возможное, чтобы найти Шарлотту, – Себастьян обнял жену. – Этот Мак-Леод должен быть как-то связан с Рэдберном. Кто-то должен знать его.
– А что с Гаэтаном? – Эмма посмотрела на мужа. – Ты думаешь, что он знает больше, чем сказал нам в этой записке?
– У меня подозрение, что он сказал нам все, что знал, – Себастьян взял записку из дрожащих рук возлюбленной и прочел ее снова.
«Рэдбер продал мисс Ашервуд шотландцу по фамилии Мак-Леод. Больше я ничего об этом деле не знаю. Поверьте мне, я не имею к нему никакого отношения. Я сожалею о том, что принимал участие в содержании этого притона. Я должен был закрыть его год назад, когда узнал о существовании этого заведения, но не сделал этого, и в этом заключается мой тяжкий грех. Больше я в этом деле не участвую».