— Девушку звали Лили Тил. Вы всегда обращались к ней, когда приходили в магазин.
— А, Лили! — протянул он неопределенно. — Надеюсь, ничего серьезного не произошло, — исчезла, вы говорите?
— Да, и с тех пор прошло больше недели, — спросил я. — Но я уже устал пересказывать эту историю. Ответьте просто: встречались ли вы с ней за пределами магазина?
— Я? — заморгал он. — Зачем это мне могло понадобиться?
— Я мог бы объяснить, если хотите, — сказал я, — но мы все здесь взрослые люди и… — Я еще раз взглянул на него. — Хотя ладно, пусть так. Ничего нет предосудительного и преступного в том, чтобы встречаться с девушкой вне работы, пойти с ней в кино, в ресторан обедать, ну там… куда еще вы водите девушек?
Голова его затряслась.
— Это немыслимо! — возмущенно воскликнул он. — Чтобы я — я! — волочился за какой-то продавщицей!
— Вы могли просто гулять, — устало проговорил я. — Вы уверены, что никогда не встречали ее нигде, кроме магазина?
— Конечно! Я просил ее обслуживать меня по одной-единственной причине — она была расторопна и квалифицированна. Мне это нравилось. Мне вообще нравится расторопность, и я всегда поощряю ее в людях.
— Вас удовлетворил этот ответ, лейтенант? — спросил Гроссман скучающим тоном.
— Есть еще пара вопросов, — сказал я и вновь посмотрел на Уолкера. — Где вы были в ночь на пятнадцатое, субботу?
— Вы что, требуете от меня алиби? — выпалил он, захлебываясь.
— Алиби для чего? — ухмыльнулся я.
— Но, как я понимаю, это время, когда исчезла девушка. Это просто возмутительно.
— Воздержитесь от ваших шуток, лейтенант, — металлическим голосом произнес Гроссман. — Посмотрим, что скажет о них окружной прокурор.
— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил я Уолкеру. — Где вы были?
— Я был здесь, в этом доме!
— Может кто-то подтвердить это?
— Я могу, — сказал Гроссман. — Или моего слова вам недостаточно?
— Ну, — скромно улыбнулся я, — вы ведь не станете винить меня в этом, правда? После того как вы солгали мне, что мистер Уолкер в Нью-Йорке, мои сомнения понятны, не так ли?
Под серой кожей проступила легкая краснота, особенно на щеках.
— Убирайтесь вон! — тихо сказал он.
— Что?
— Вон! — повторил он все так же тихо. — Или я вас вышвырну!
— Я лейтенант полиции, Гроссман, а не лакей, — рыкнул я. — Со всеми вашими деньгами и этим сахарным дворцом вы, может, и кажетесь большой кочкой на ровном месте нашему серому обывателю, такому, как Уолкер, но в моем списке вы всего лишь еще один свидетель, дающий ложные показания.
— Я никому этого не позволю! — задыхаясь от ярости, проговорил он. — Ты… ты — идиот из полицейской конторы! Когда в следующий раз захочешь поговорить со мной или моим секретарем, Уиллер, ты будешь разговаривать только через моего адвоката!
Он вдавил палец в кнопку под крышкой письменного стола, и через пять секунд на пороге появился дворецкий.
— Эти… люди… уходят, — тонким голосом сказал Гроссман. — Если они будут отказываться, вызовите охрану и выведите их вон. Всю ответственность я беру на себя.
— Слушаю, сэр. — Дворецкий вежливо улыбнулся и сделал приглашающий к дверям жест. — Пожалуйте сюда, джентльмены.
— Ваше английское произношение просто с ума меня сводит, — сказал я, проходя в дверь. — Итон?
— Совершенно верно, сэр. — Слабый блеск на мгновение появился в его глазах.
В бюро мы вернулись уже около полудня. Я был голоден, так как все утро провел на ногах, и потому сразу же отправился обедать в ближайшую закусочную. Появился я где-то во втором часу, и меня уже ждала приятная новость: Паркер немедленно хочет видеть меня в своем кабинете. Открыв дверь, я сразу обнаружил сидящего там Бэннистера, и это отнюдь не было для меня неожиданным.
Паркер сердито взглянул на меня:
— Сержант Бэннистер дал мне полный отчет о том, что случилось сегодня утром, Уиллер.
— Я так и подумал, что вы захотите вначале расспросить его, и поэтому решил пока перекусить, — сказал я.
— Ты угрожал сторожу фальшивым арестом и побоями, если привезешь его в участок, — жестко продолжал Паркер. — Затем ты оскорбил самого Гроссмана. Назвал его лжецом и даже хуже. Потом то же самое ты проделал и в отношении его секретаря Уолкера. В своем ли ты уме, Уиллер?
— Луис Тил задала мне этот же вопрос, — задумчиво произнес я. — Вы полагаете, со мной что-то неладно?
— Ты ведь не думаешь, что Гроссман все это так оставит, правда? — не отвечая мне, говорил Паркер. — Завтра он поднимет такой трезвон — достанется не только мне, но и окружному прокурору. Вполне возможно, что одна из его газет сочинит завтра какую-нибудь впечатляющую историю о грубости и жестокости полиции или еще чего похуже!
— А что будет сейчас? — спросил я.
— А сейчас дело Лили Тил вернется в отдел розыска пропавших, как ему и положено, — сказал он. — И как это мне в голову могло прийти доверить его тебе! Ты уткнулся в одну-единственную версию — Уолкер. А это всего лишь слухи, ничем не обоснованные. Но ты ведь вцепился именно в них! Так уже было прежде — в федеральном деле! Все кончено, Уиллер, пойми ты это своей дубовой башкой!
— Я прекрасно вас слышу, — заметил я.
— Так вот, — он несколько умерил свой пыл, — следствие по делу Тил закрыто, по крайней мере в нашем отделе. И тебе следует о нем забыть, Уиллер, это приказ. И Бэннистер здесь находится только потому, что я не доверяю тебе. Он присутствует как свидетель, чтобы подтвердить мои слова. Попробуй только еще раз сунуться к Гроссману или Уолкеру, и я уволю тебя в ту же секунду. Хорошо ли ты это слышал?
— А как же, — сказал я. — Вы орете как десять миллионов козлов.
Лицо Паркера несколько покраснело.
— Тебе лучше выйти отсюда, Бэннистер, — отрывисто бросил он. — А я тем временем открою лейтенанту пару вещей, которые ему следует о себе знать.
— Слушаю, капитан, — нервно выговорил Бэннистер. Он быстро вскочил со стула, торопливо прошел через комнату и осторожно прикрыл за собой дверь.
Я в ожидании закурил сигарету. Паркер улыбнулся.
— Ну как я сыграл? — спросил он. — Заслужил «Оскара»?
— Несомненно, — ответил я. — Но есть ли в этом какой-нибудь смысл?
— Да кто его знает. — Лицо Паркера сразу приняло обычное выражение. — У тебя-то какие планы, Эл?
— Шериф назвал мне имя некоего Бенни Ламонта. И у меня есть надежда, что я достаточно разозлил Гроссмана, чтобы он послал этого типа ко мне.
— Не стоит слишком на это рассчитывать, — с сомнением произнес Паркер. — У него солидная репутация.
— Так что же мне остается — уволиться?
— Может, нам всем придется уволиться, — сказал он. — Лейверс достаточно популярно объяснил тебе, что ты можешь рассчитывать только на самого себя? В случае чего козлом отпущения будешь именно ты.
— Он объяснил мне ситуацию очень хорошо, — подтвердил я. — Если ваш Ламонт не появится, то я тогда, пожалуй…
— Не надо, не говори мне. — Паркер сделал предостерегающий жест. — Я ничего не хочу об этом знать!
— Что мне всегда чертовски приятно, — ответил я, — так это чувствовать, что у меня есть настоящие друзья.
— Естественно. — Паркер вновь улыбнулся, но как-то неохотно. — Мы с Лейверсом — парочка самых верных твоих приятелей: когда ты провалишься в глубокую яму, мы тотчас окажемся рядом, чтобы побыстрее закопать тебя, не дав даже рта раскрыть!
Глава 4
Я пришел домой около пяти и поставил на вертушку «Хмурое воскресенье». Мог ли я устоять против этой мелодии? Пара глотков виски, и пластинка кончилась. Тогда я прослушал «Индиго» Эллингтона, просто так, для разнообразия. Дело в том, что, когда Дюк играет свои блюзы, вся моя тоска разом проходит и я ничего не чувствую, а только слежу за рукой великолепного дирижера, отмечающей движением вниз ударные доли такта.
Примерно в шесть кто-то зазвонил в дверь, и я пошел открывать.