Когда мама усадила меня и сказала, что папа обманул всех, что она бросает его и что они с Бальтазаром пытались остановить его, я ей не поверила. Чертово ФБР расследовало деятельность папы, и все же я любила его с преданностью, которой он не заслуживал.
Он обманул своего делового партнера. Он обманул город. Он обманул мою мать. И он обманул меня.
Что было самым худшим? Мое безразличие сделало меня таким же соучастником «Уинтропского скандала», как и отец. На втором году обучения в школе Истриджа, после угрозы взрыва, которая, как оказалось, была планом для спасения Тедди Григера от экзамена по физике, администрация школы провела собрание совместно с полицейским управлением Истриджа.
Офицер Дарем произнес дурацкую речь о том, что мы должны быть взрослыми, нести ответственность и заботиться друг о друге. Он высказал одну мысль, которая много лет спустя звучала у меня в голове, когда я лежала одна в постели и особенно чувствовала себя мазохисткой.
«Если вы что-то увидели, скажите об этом. Это не просто лозунг. Это кредо. Нет такого понятия как “невинный свидетель”».
Я не была невинным свидетелем.
Мой вздох превратился в долгий выдох, когда я скатала свои дизайнерские материалы в ком и оставила их у матраса.
– Если под «ужасной причиной» ты подразумеваешь «ужасно вескую», то да, я согласна. – Я не могла бы сказать это более раздраженно, даже если бы выпятила нижнюю губу.
– Зрелая. – Я почти слышала, как Рид качает головой. – Что ты с ним не поделила? Знаешь что? Не отвечай. Нэш не узнает, что ты там работаешь. Компания огромная, ты будешь работать под именем Эмери Родес. Плюс ты не видела его четыре года, и сейчас ты выглядишь совершенно иначе.
– Хочешь сказать, «ужасно».
Мать напоминала мне об этом в своих ежемесячных электронных письмах.
Легка на помине…
Мой телефон пикнул новым звонком. Я отняла его от уха и посмотрела, кто звонит. Мама мигала на экране, фото высокого разрешения в портретном стиле на фоне «Общества молодежи Истриджа».
Она, вероятно, звонила, чтобы выведать, не навестила ли я, наконец, папу или не хочу ли я позавтракать с ней и ее дружком Бальтазаром.
То есть дядей Бальтазаром.
То есть деловым партнером моего отца, дядей Бальтазаром.
То есть человеком, который был так близок к моей семье, что с самого моего рождения мне велено было называть его «дядя Бальтазар».
Я не разговаривала с матерью уже несколько месяцев и не планировала начинать сейчас. Я скорее поговорила бы с папой.
«Анагапезис.
Эстет.
Югэн.
Гумуссерви».
Бормоча красивые слова, от которых мне становилось легче, я отклонила звонок и вновь прижала телефон к уху как раз вовремя, чтобы услышать смех Рида.
– Я этого не говорил.
Женский голос раздался фоном на линии. Я поморщилась, рассеянно потирая грудь прямо над тем местом, где жило мое ревнивое сердце. Я не ревновала потому, что хотела Рида. Я знала, что этот поезд ушел, когда я нырнула в постель не к тому Прескотту.
Ревность подпитывало одиночество. У матери был дядя Бальтазар. У Рида была Бэзил. А у меня – сломанный обогреватель, бесконечный запой сериалом «Друзья» на аккаунте «Нетфликса», оставшемся мне от моего бывшего с первого года обучения в университете. Я с ужасом думала о том дне, когда он поймет, что я все еще пользуюсь им, и сменит пароль.
– Это Бэзил? – Я закусила прядь волос, мерзкая привычка, за которую мать отреклась бы от меня. – Передай привет от меня.
Мы оба знали, что я неискренна. Он думает, будто Бэзил не нравится мне из-за того, как она относилась ко мне в старших классах, а я позволяю ему считать так, не раскрывая правды, которая заключалась в том, что, по моему мнению, он заслуживал лучшего.
И даже чихуахуа моего соседа был бы лучше.
Когда я бросила Рида ради Клифтонского университета, Бэзил и практически все остальные богатые выпускники Истриджа последовали за ним в университет Дьюка.
С тех пор они были вместе, в двух секундах от того, чтобы пожениться и завести идеально воспитанных светленьких голубоглазых детей. Не необузданных, диких, черноволосых, с гетерохромными глазами демонов, которых, вероятно, рожу я.
– Она говорит, с твоей стороны глупо не устроиться на работу к Нэшу.
Еще одна ложь от Рида.
Когда мы начали врать друг другу?
– Нет, она этого не говорила.
Если Бэзил Беркшир и хотела кого-то больше, чем Рида, то это был Нэш. Хоть он и не был так богат, как мы: голубокровные, породистые, ухоженные для девятизначных трастовых фондов – каким-то неуловимым образом, остающимся загадкой для всех, к Нэшу все стремились, но он всегда оставался выше нас.