– Мать Природа, спасибо за пищу на этом столе и за все твои дары. Спасибо за любовь к нашей семье и заботу о нас. – Его водянистые голубые глаза задорно блеснули. – И, за исключением Ватсона, который был создан таким, пожалуйста, прости мою семью за пожирание… – Он посмотрел на маму. – Скажи еще раз, что там сегодня в ла занье?
Она вздохнула:
– Говядина, свинина и телятина.
Поморщившись и кивнув, он снова продолжил обращение к небесам:
– За пожирание матери коровы, свиньи и малыша теленка.
Старшая дочь Зельды хихикнула.
– Да будет так и ныне, и присно, и во веки веков, мира во всем мире и намасте. – Барри отпустил мамину руку, говоря тем самым, что благословение свершилось, а затем поднял вверх вилку. – Вгрызайтесь, убийцы!
За все шесть лет, что Барри был женат на моей матери, я до сих пор не могла до конца понять его жизненную позицию. Он был непреклонным вегетарианцем, употреблял увеселительные наркотики – марихуану, и носил только яркие хипповские футболки и свободные брюки для йоги. Я знала, что он был очень искренен в своих верованиях. Но когда он читал свои странные молитвы за столом, мне казалось, что он делает это лишь для показухи и чтобы развеселить мою маму или немного подействовать ей на нервы.
Как и следовало ожидать, раскладывая по тарелкам порции лазаньи, мама закатила глаза и сказала:
– Вот ваши свинья и малыш теленок. Ешьте скорее, а то он так никогда не остановится. – Однако она не смогла сказать это на полном серьезе.
Вся семья принялась за ужин, застучав вилками и ножами по глиняной посуде.
Я до сих пор не могла понять, что чувствую на наших еженедельных семейных ужинах. С момента моего переезда в Эстес-Парк это был лишь третий такой ужин. Когда я переехала, мои сводные сестры и их семьи были в круизе. С одной стороны, такие ужины были какими-то по-домашнему уютными: смех и суета любящих друг друга людей, семья. Но, с другой стороны, это было мне непривычно, а иногда даже немного не к месту и тесно.
В детстве во время семейных ужинов царила атмосфера любви и заботы, но, когда ты ребенок, все кажется намного спокойнее и проще. Не считая тех случаев, когда в гости приезжали мои дядюшки. В такие большие семейные ужины, как сегодня, меня всегда накрывали воспоминания о папе. Не то чтобы мне было очень трудно. Даже несмотря на то что он умер семь лет назад, иногда было ощущение, что прошло совсем немного времени. Я надеялась, что он смотрел на нас сверху и радовался, что мама снова нашла любовь. И может быть, он посмеивался и качал головой, видя, какой бардак иногда творится в жизни его единственной дочери.
Отвлекшись от еды, я бродила взглядом по дому мамы и Барри. Мне было уютно, но в то же самое время немного неловко от того, что наряду с рождественскими украшениями из моего детства теперь здесь были украшения Барри. Рождественская игрушечная деревня, которая когда-то принадлежала моим бабушке и дедушке, теперь раскинулась у основания наряженной елки, прямо рядом с пластиковым эльфом в ярком костюме в стиле хиппи и с меховой отделкой. Барри нажал на его ухо и с ликованием продемонстрировал, как он танцует под песню «Grandma Got Ran Over by a Reindeer». Это был единственный раз, когда Барри раздражал Ватсона.
От столкновения двух миров у меня появилось странное ощущение удовольствия, смешанное с болью. Мое прошлое переплелось с настоящим. Мои детские воспоминания об отце теперь шли бок о бок с этой новой жизнью. Даже елку в моем новом жилище украшали не только сделанные мной с папой и мамой поделки, но и фигурки корги и фарфоровый фламинго в шляпе Санты от Барри.
Но в целом в этом не было ничего неприятного. За время этих каникул в моей жизни так много всего поменялось. Все в жизни идет своим чередом.
Вернувшись из своих мыслей в реальную жизнь, я остановила внимание на елке. Что-то показалось мне странно знакомым. И вдруг меня осенило.
Я указала вилкой на елку и спросила у мамы:
– Откуда у вас эта гирлянда? Я уже видела такую сегодня. Удивительно, как часто она меняет цвета.
Муж Вероны Джон нагнулся и посмотрел на меня с другого конца стола.
– Должно быть, ты была в магазине игрушек.
Я кивнула.
Не успела я ничего сказать в ответ, как муж Зельды Ноа подал голос:
– К следующему году эта гирлянда будет продаваться во всех магазинчиках этого города.
По правде говоря, я не была до конца уверена, кто из них Джон, а кто Ноа. Я знала, как зовут мужа каждой сестры, но, когда они сидели по отдельности, я не могла их различить. Зная их столько лет, я могла бы уже давно запомнить, кто есть кто, но когда одна пара идентичных близнецов выходит замуж за другую пару идентичных близнецов, путаницы просто не избежать. Поэтому я не чувствовала угрызений совести на этот счет. Дочери Барри были похожи друг на друга как две капли воды. Но, по крайней мере, у них хотя бы был разный цвет волос: Верона была блондинкой, а Зельда брюнеткой. Я была уверена, что одна из них покрасила волосы, но никогда не спрашивала у них об этом. Я бы поставила деньги на Зельду, но это все равно было бы неразумно, потому что покраситься могла любая из них.