Этот довод оказался веским. Собрав все свои пожитки и бутылку с чаем в сумку, я написала на блокноте пару строк, прижала его к груди и отправилась к Ване.
— Я думал, ты уроки делаешь. У вас весь класс стонал, что на завтра много заданий и умолял отменить по зельям, — улыбнулся зельевик, открыв почти сразу.
Ваши мангадхай! И ведь не соврёшь, что всё сделала — завтра раскусит.
— Я соскучилась! — заявила я нагло, поцеловала Ваню и как-то незаметно завела его в комнату. Дверь за нами поспешно прикрыла.
— С сум… — заметил Ваня, глядя на мой баул, и мне пришлось затыкать его вторым поцелуем, а затем срочно показывать блокнот.
«Мне нужна твоя лаборатория. И, пожалуйста, вслух говори только о всякой ерунде».
Пока зельевик читал, брови его ползли всё выше и выше. Но надо отдать ему должное, когда он открывал дверь в лабораторию, то выдал всего лишь:
— Рад, что ты пришла. Я тоже очень соскучился. Но задания всё же надо сделать.
— Позанимаешься со мной? А то мне одной скучно, — кокетливо протянула я, грохая свои пожитки на рабочий стол.
«Что это?» — написала я, давая ему понюхать чай из столовой.
«Мятный чай» — так и написал Ваня, забрав у меня ручку. На губах у него играла улыбка.
«Можешь сказать состав?»
«Нет. Мята всё забивает. Её слишком много. Я его из-за этого почти не пью».
Что и требовалось доказать. Зато я знаю, что концентрация зелья очень маленькая, а в таком ароматном чае его растворяли не случайно.
«Ты хочешь сварить такой же? Давай спросим в столовой», — миролюбиво предложил зельевик, а я чуть не взвыла. В итоге, покусав губу, созналась:
«Там зелье».
Как и ожидалось, в ответ он лишь снисходительно улыбнулся. Ладно, проще показать, чем объяснять.
Чем больше предметов я вытаскивала, тем сильнее удивлялся Ваня. Да, я бы тоже по наличию таких вещичек у учащегося заподозрила неладное. Как минимум кражу, ибо некоторые приборы стоили недёшево или вообще без лицензии не продавались.
Чаротяги он рассматривал с любопытством, особенно когда я наливала в чашечку нижней чай, а верхнюю устанавливала так, чтобы поймать отражение. Я ещё ничего не сделала, а правая рука уже болела от напряжения, держа аппарат.
Здесь я не боялась заляпать всё, поэтому с чистой совестью откидывала лишнее, когда жидкость взметнулась по моей команде вверх и закружилась вихрем. Безусловно, зелья я теряла много — всё не удержать, но хотя бы докажу его наличие. И посмотрю на цвет.
Сначала Ваня глядел с любопытством, когда стало сложнее, осторожно, каждый раз дожидаясь моего кивка, начал ассистировать, отделяя лишнее серебряным ножом. Цвет проступал всё ярче, зеленея и зеленея. А я расстраивалась всё сильней. Достойное завершение дня — раскопать в чае целительское зелье.
Когда я прекратила всё и плюхнула оставшиеся от целой чашки чая пару ложек зелья вниз, надежды уже не было. И тут я легонько его взболтнула, цвет слегка изменился…
— Вау… — ахнул Ваня, но я вновь молниеносно заткнула его поцелуем — достойная награда за тяжёлую работу, а вслух палиться не стоит.
Друг от друга мы не открывались долго, точно забыв о деле. Однако, как закончили, мой парень поспешно схватился за ручку и начертил в блокноте:
«С внушением?!»
Вид у него при этом был такой, будто он провёл интереснейший эксперимент. В какой-то мере это так и было, но можно же хоть чуть-чуть скрыть свой восторг за тяжкими думами — мы только что узнали, что всей гимназии воздействуют на мозги.
«Интересно, что пытаются заставить делать учителей? Работать лучше?» — с воодушевлением предполагал Ваня.
О, это была ещё одна возможность для провала, однако…
«Учителей?»
«Да, ученикам этот чай не дают».
«Не думаю, что что-то хорошее, иначе бы предупредили», — остудила я пыл мужчины. Вот тут он помрачнел. Начало доходить.
С рецептурой мы мучились, пока не стемнело. После, правда, тоже помучились, но совсем немного. Взглянули на состав… И поняли, что зашли в тупик. Не ходовое зелье — ни я, ни Ваня такого не знали.
«Библиотека уже закрыта», — пожаловался парень.
Я покивала. Всё завтра…
«Где ты этому научилась?»
«Долго писать, — честно ответила я. — Как-нибудь потом расскажу. Когда найду подходящий момент».
Ваня хмыкнул, покачал головой. Не знаю, что он думал. И не хочу знать, пока что.
«Почему мы пишем?» — задал он, наконец, логичный вопрос.
«Мне кажется, у стен есть уши».