– Да, останавливайся, – прошептала я, наклонив шею на бок, чтобы предоставить ему полный доступ.
Он хохотнул, нырнув к моей шее, продолжая потирать область между моих ног. Я тяжело дышала, не заботясь о том, что передо мной микрофон. Мое дыхание было ритмичным и не шло вразрез с музыкой, оно её дополняло. Хриплое дыхание под каждый следующий бит. Я могла почувствовать, как во мне нарастала волна, и мои мышцы начали сжиматься, когда он сосал мою шею, голодно постанывая у моей кожи.
– Ого, здесь больше движухи, чем этот балкон видел за долгое время. – Голос Бентли возник из ниоткуда, и Питерс отдёрнулся от меня, словно я была ядом. – Серьёзно, DJ Зловещая, можешь приходить сюда, когда тебе вздумается. – Бентли засмеялся, поднимая своё пиво, чтобы сделать глоток.
Просканировав балкон на предмет ближайшего выхода, я поняла, что придётся пройти мимо них обоих, прежде чем я доберусь до лестницы. У меня было что-я-чёрт-возьми-только-что-сделала выражение лица, и когда я посмотрела на Питерса, у него было точно такое же.
Прежде чем я успела протиснуться мимо них, Бентли схватил меня за руку и притащил обратно в кабинку.
– Успокойся, коротышка, – прошептал он мне на ухо, и я закрыла глаза. – Обыграй это. Всем пофиг. Открой глаза и выйди на поклон. – Я открыла их, глядя на массы внизу.
Люди пили и смеялись, целовались и танцевали.
Никому не было дела до диджея и квотербека, заклятых врагов, стоящих на балконе и которые чуть не стали близки, как любовники. Они не знали нас, а мы не знали их. Если и существовало где-то место, чтобы согрешить с Греем Питерсом, то в безопасном окружении пятисот лунатиков.
– DJ ЗЛО-О-О-ОВЕ-ЕЩАЯ! – закричал Бентли в микрофон, от чего толпа озверела. Преимущественно потому, что вернулся хороший диджей.
Бентли кивнул Питерсу, и не успела я этого понять, как меня утащили прочь. Мы спустились по лестнице и пробрались через разодетую в костюмы толпу. Несколько человек хлопали меня по спине, изливая похвалу DJ Зловещей, но у Сидни Портер почти случилась остановка сердца. Когда мы проходили мимо коридора, Питерс дёрнул меня за руку и утащил во мрак.
– Мне жаль, – сказал он. – Не хотел смутить тебя там наверху. Думаю, перебрал. – Питерс пропустил руку через теперь мокрые волосы. – Чёрт.
– Ничего не произошло, Питерс. – Я сосредоточенно смотрела ему в глаза, чтобы он понял план. – Что касается меня, мы были пассажирами в переполненном метро.
– Пассажирами в метро? – Он ухмыльнулся и опустил взгляд в землю. Его тёмные волосы упали на лоб, закрывая его лицо, и я убрала их набок.
– Да, ты был бы бездомным с подагрой, который катался в поездах ночи напролёт, просто чтобы согреться. Я была бы супермоделью под метр восемьдесят, которая наконец получила шанс прославиться. Потом поезд врезается в небольшое препятствие на пути, и гаснет свет. На семь минут.
Питерс поднял голову, щеголяя потрясающей ухмылкой. Она была заразительной, и мои губы растянулись, вторя его улыбке. Только на этот вечер его сияющее лицо было всем, что я хотела видеть.
– И поскольку у меня масса тела богомола, я падаю тебе на колени, оборачиваюсь и бью тебя по лицу за то, что распустил свои руки. – Подняв руку, я слегка шлёпнула его по щеке, и его улыбка стала ещё шире. – Потом я встаю, прихожу в себя и выскакиваю на следующей остановке, чтобы встретиться со своим парнем-музыкантом, чей альбом стал мультиплатиновым.
Он закрыл глаза и рассмеялся.
– И что бездомный и супермодель делают сейчас? – спросил он, прислонив бедро к обклеенной флаерами стене.
Я подняла руку и в шутку подёргала его за уши.
– Они танцуют!
Глава 20
Вопреки расхожему мнению, Грей Питерс не богат.
Мой отец, Хэнк Питерс, учитель истории в моей старой старшей школе. Он обожает футбол, пьет «Бад Лайт» и строит миниатюрные модели самолетов времен Второй мировой в гараже нашего старомодного, но респектабельного дома-ранчо в стиле семидесятых. Моя мама, Дэлла Питерс, библиотекарь в местном колледже. Она твёрдо верит в целительную силу кристаллов, играет на гитаре в местном народном ансамбле и отказывается есть что-либо, что имеет лицо.
Да, у меня есть «порше», и это многих сбивает с толку. Он принадлежал моему деду, и он оставил его мне, когда умер. Сказать, что эта машина для меня особенная – будет преуменьшением века. Поэтому, когда одна стерва превратила её в мокрую забегаловку четыре недели назад, можете представить, каким огнём ярости я был движим. Эта ярость, эта внезапная страсть к безудержному насилию были всего лишь десятой долей того спектра чувств, что я испытывал в тот самый момент.
– Иисус, Питерс. – Фернандо покачал головой и рухнул на скамью передо мной. – Что случилось? – Он украдкой поглядывал на переднюю часть автобуса, откуда тренер буравил меня взглядом.
Тренер практически ковырялся в зубах перочинным ножом, размышляя о том, как совершит идеальное преступление, убив своего квотербека. Его лицо было таким же красным, как у Элмо23, но не таким милым и пушистым, а, скорее, потным и в опасной близости к оттенку, присущему людям с натуральным сердечным приступом.
– Тренер так смотрит на тебя всё утро, – продолжил Фернандо. Сняв свою обувь, он прислонился к окну. – Думал, это я заработаю такой взгляд. Один из ребят загрузил на «Ютуб» видео из клуба, где я диджеил прошлой ночью.
Фернандо сделал грустный долгий вздох.
– Девятьсот просмотров к восьми утра. – Он достал свой телефон, застучав по экрану. – Тысяча двести, – сказал он с излишним восторгом. – Тысяча двести просмотров. Я грёбаная звезда «Ютуба».
– Ты грёбаный кретин. – Ченс сел на сидение напротив меня, запустив руку в пакет с чипсами «Читос». – Как она тебя, а, Фернандо? Она очень смешная. – Он хохотнул себе под нос. – И миленькая, да, Питрес? – Он подмигнул мне, когда кидал палочкой «Читоса» мне в лицо.
Я задержал дыхание, когда покрытая пудрой оранжевая палочка отскочила от моей щеки.
– Сидни Портер самый уродливый и мерзкий человек во всей вселенной, – проревел я. – Надеюсь, она порежет себе вены над компакт-диском Джастина Бибера и зальёт кровью всю свою диджейскую кабинку, пока ученики начальной школы выстроятся в ряд и будут подходить к ней один за другим и плевать в её безобразное лицо.
Половина команды, включая Джека, повернули головы, услышав моё заявление.
Взглянув на Джека, я округлил глаза, и он отвернулся, спрятавшись возле помощника тренера. Никто не разговаривал с Джеком. Я донёс это до всей команды, когда сегодня утром мы с тренером прибыли к автобусу с пятнадцатиминутным опозданием.
Верно. Тренер и я. Мой новый лучший друг.
После ночи с Сидни Портер я был готов зарыть топор войны и плавно войти в её жизнь. Я хотел её. Сильно. Настолько, что мне пришлось извиниться после того, как мы час танцевали, чтобы позаботиться о себе в туалете. Знаю, это грязно, но я был готов пресмыкаться у её обутых в конверсы стоп, просто чтобы держать её за руку.
А потом это случилось...
– Сынок, сынок, проснись. Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?
Мои глаза распахнулись, и я потёр лицо. Я был намазан блёстками (золотистыми), и кусочек попал в глаз. Я выругался. Всё ещё в тумане, я понял, что заснул в такси, с полудюжиной светящихся в темноте ожерелий на шее и красными мужскими стрингами на голове.
Пока я барахтался, чтобы выбраться из стрингов, только сделал ещё хуже. Область промежности ударила меня по глазам, а потом соскользнула по моему лицу. Проехала мимо моего носа, оповещая об их недавнем использовании, и остановилась напротив моего раскрытого рта.
– Двести семьдесят шесть, – услышал я прокуренное ворчание с переднего сидения.