Когда они с Фоксмуром уже направились к экипажу, Энтони вдруг пришло в голову, что герцог, возможно, что–то знает об учительнице из школы миссис Харрис.
— Скажи, а ты сам когда–нибудь бывал в этой школе? — Спросил он друга.
Фоксмур пристально посмотрел на него:
— Несколько раз. С Луизой. А что?
— Там есть одна… особенная учительница. Мисс Прескотт. Ты что–нибудь знаешь о ней?
— Ты имеешь в виду красавицу блондинку с необычными глазами?
— Я не обратил внимания на ее внешность, — солгал Энтони. — Но теперь, когда ты сказал об этом…
Фоксмур недоверчиво взглянул на друга:
— Неужели не обратил внимания?..
— О, ради Бога, перестань, — проворчал Энтони, залезая за герцогом в карету. — Мне просто любопытно, понимаешь? Она называет себя натуралисткой, а Тесса интересуется садоводством…
— Я могу рассказать тебе кое–что, но знаю очень немного. — Фоксмур постучал по потолку, давая кучеру команду трогать. — Ее рекомендовала миссис Харрис какая–то знакомая, когда мисс Прескотт с отцом переехала в Ричмонд.
— Отец не может содержать ее?
— Я об этом ничего не знаю. Похоже, она очень скрытная и необщительная. Даже ни разу не приводила своего отца в школу.
— А мать? Что с ней?
— Умерла, я думаю. — Пожав плечами, Фоксмур добавил: — Могу спросить у Луизы, если тебе так интересно.
Энтони покачал головой:
— Нет–нет, не надо. Это просто пустое любопытство. — Устроившись поудобнее на подушках, Фоксмур пристально посмотрел на него:
— Скажи, это имеет какое–то отношение к «другу», который хочет, чтобы ты просветил его дочь насчет охотников за приданым?
— Нет, ни малейшего отношения, — поспешно ответил Энтони. Господи, неужели все настолько очевидно? Фоксмур, конечно же, ему не поверил. Но не мог же он признаться, что дамы из школы уговорили его давать уроки… Герцог рассмеется, если узнает, что он, Энтони, будет кого–либо чему–либо учить. И не исключено, что Фоксмур заставит миссис Харрис прекратить «уроки распутства». Каковы бы они ни были.
Отвернувшись, Энтони стал смотреть в окно. Что ж, мисс Прескотт придется объясниться самым подробнейшим образом, если она хочет добиться его согласия.
Иначе она не попадет на свою вечеринку с веселящим газом.
Громкий скрежет, раздавшийся в крошечном коттедже, пробудил Мэдлин от глубокого сна. Поспешно встав с постели, она набросила халат и пошла искать отца.
Она обнаружила его в гостиной. Отец стоял перед камином с кочергой в руке. Взглянув на часы, Мэдлин невольно застонала:
— Папа, сейчас три часа. Почему вы проснулись?
— В доме чертовски холодно, — пробурчал отец. — Никак не могу заснуть.
Мэдлин вздохнула и забрала у него кочергу.
— Пожалуйста, ложитесь. Я подогрею вам молока.
Отец посмотрел на нее с подозрением, потом пробормотал:
— Мне приснился ужасный сон…
— Да–да, я догадалась. — Мэдлин повела отца в спальню. — Папа, вам не следует принимать это снотворное. От него всегда снятся кошмары.
— Но я не могу спать без него. Я постоянно… слышу ее шепот, слышу ее прерывистое дыхание…
Мэдлин снова вздохнула и обняла отца. Она прекрасно знала, что он постоянно вспоминает миссис Кросби, жену викария, свою последнюю пациентку. Смерть этой женщины мучила его уже несколько месяцев.
Но ведь отец ни в чем не виноват… Во всем виноват этот ужасный сэр Рандолф! А отец не сделал ничего неправильного, когда лечил миссис Кросби. И уж конечно, он не делал тех ужасных вещей, в которых его обвинил сэр Рандолф. Все дело в том, что сэр Рандолф ненавидел папу и, воспользовавшись случаем, решил выгнать его из города.
— Папа, вы сделали все, что могли. Миссис Кросби убила инфекция.
— Но ведь сколько раз я проводил подобные лечения: безо всякого вреда для пациента… — Отец уставился на огонь в камине. — Вероятно, не следовало ничего давать ей от боли, но бедняжка так жалобно кричала…
Мистер Прескотт с предубеждением относился к лаудануму[2], поэтому решил в качестве обезболивающего дать больной закись азота — именно это средство рекомендовал сэр Хамфри в своей книге.
— Ее убила закись азота, точно знаю… — Отец по–прежнему смотрел на огонь.
— Вы ошибаетесь, папа, — возразила Мэдлин. — Иначече все беспечные лорды, вдыхающие веселящий газ для развлечения, давно были бы мертвы.
— Вот видишь, вот видишь?! — Воскликнул отец. — Закись азота вредна для всех, кроме легкомысленных людей.
— Это неправда, папа, и мы оба это знаем. Кроме того, вы сами говорили, что абсцесс миссис Кросби был серьезнее, чем могло показаться на первый взгляд.
— Да, верно. Но чтобы он спровоцировал острую лихорадку и учащенное сердцебиение всего за несколько секунд… — Мистер Прескотт покачал головой: — Раньше с моими пациентами ничего подобного не случалось. — Упав в кресло, он обхватил голову руками. — Она ушла так быстро… Вдох, еще вдох — все… — По его щекам покатились слезы.
Слезы отца — вот что разрывало ее сердце. Прежде он никогда не плакал — только один раз, на похоронах мамы. А теперь, после смерти жены викария, он постоянно плакал без всякой причины, иногда даже всхлипывал как старик, хотя ему было всего пятьдесят.
— Я убил ее… как если бы застрелил, — пробормотал отец. — Сэр Рандолф прав — я убийца, потому что испробовал на ней закись азота.
— Сэр Рандолф — злобный дурак, и вы прекрасно это знаете, — возразила Мэдлин.
— Да, конечно. Но это не отменяет того факта, что она мертва. Вся остальная болтовня сэра Рандолфа может быть ложью, но это чистейшая правда. И я заслуживаю наказание за свое преступление, — добавил мистер Прескотт с тихим вздохом.
У Мэдлин невольно сжала кулаки. Когда она видела отца таким, ей хотелось… проткнуть сэра Рандолфа рапирой. Плохо было уже то, что отец подвергал сомнению свое медицинское суждение, но он мог бы справиться с этим, если бы сэр Рандолф не поднял такую шумиху. Он обвинял отца в том, что тот якобы дал миссис Кросби закись азота, что бы сделать с ней свое черное дело, — какая ужасная ложь!
Сэр Рандолф и отец поссорились уже много лет назад, но люди поверили в ложь сэра Рандолфа, потому что отец был вдовцом, а миссис Кросби считалась первой красавицей города. К тому же многие из горожан всегда подозрительно относились к научным методам мистера Прескотта и предпочитали лечиться традиционными способами. А теперь, после того как разразился скандал, от отца отвернулись даже те, кто прибегал к его помощи.
Увы, отец даже не пытался защищаться, потому что его терзало чувство вины за смерть миссис Кросби. Так что теперь только она, Мэдлин, могла защищать его.
Поначалу Мэдлин надеялась, что переезд из Телфорда в Ричмонд поможет отцу и он снова начнет практиковать. Но отец не сумел себя пересилить; более того, ему становилось все хуже.
К счастью, директриса школы в Шрусбери, где Мэдлин раньше преподавала, проявила отзывчивость и рекомендовала ее миссис Харрис. Иначе им с отцом пришлось бы нищенствовать, когда закончились их скромные сбережения.
И такое все еще могло случиться. Хотя коронер посчитал смерть миссис Кросби естественной, сэр Рандолф и после этого старался переубедить преподобного Кросби, заявлял, что власти должны провести новое расследование.
И если это случится, то ей придется нанять адвоката и потратить немалые деньги на защиту отца. Если же она сумеет убедить сэра Хамфри приехать в Телфорд и поговорить с викарием, то тот, возможно, поверит, что закись азота совершенно безопасна, и не будет настаивать на дополнительном расследовании. Тогда, конечно, все уладится, но для этого требовалось, чтобы лорд Норкорт познакомил ее со знаменитым химиком. Удастся ли ей добиться своего?
Тут из кресла послышался храп, и Мэдлин вздохнула с облегчением. Слава Богу, отец заснул.
Осторожно ступая, чтобы не шуметь, она вернулась и свою комнату и легла в постель. Но теперь ей никак не удавалось заснуть. Уже третий раз на этой неделе отец будил ее среди ночи, и днем Мэдлин иногда ловила себя на том, что во время уроков клевала носом. В последние дни она ужасно устала…