О'Генри
Коварство Харгрэвса
О`Генри
Коварство Харгрэвса
Перевод Зин. Львовского
Когда майор Пендельтон Тальбот и его дочь, мисс Лидия Тальбот, переселились на жительство в Вашингтон, то избрали своим местопребыванием меблированный дом, удаленный на пятьдесят ярдов от одной из самых тихих авеню. Это было старомодное кирпичное здание с портиком, поддерживаемым высокими белыми колоннами. Двор был затенен стройными акациями и вязами, а катальпа во время цветения засыпала траву дождем розово-белых цветов. Ряды высоких буксовых кустов окаймляли решетку и дорожки. Тальботам нравился этот южный стиль дома и вид местности. В этом приятном частном меблированном доме они наняли комнаты, в число которых входил кабинет майора Тальбота, заканчивавшего последние главы своей книги "Анекдоты и воспоминания об Алабамской армии, суде и адвокатуре".
Майор Тальбот был представителем старого-старого Юга. Настоящее время имело мало интереса или достоинств в его глазах. Мысли его жили в том периоде до гражданской войны, когда Тальботы владели тысячами акров прекрасной земли для хлопка и рабами для возделывания ее; тогда их фамильный дом с королевским гостеприимством открывал свои двери гостям и аристократии Юга. Из этого периода он сохранил всю свою гордость и строгость в вопросах чести, старинную и церемонную вежливость и - подумайте! - гардероб. За последние пятьдесят лет, наверное, нельзя было сшить такую одежду. Майор был высокого роста, но, когда он делал то удивительное архаическое коленопреклонение, которое называл поклоном, фалды его сюртука подметали пол. Это одеяние поразило даже Вашингтон, который давно уже перестал смущаться камзолами и широкополыми ь шляпами членов конгресса с Юга. Один из жильцов дома назвал его сюртук Father Hubbard, и, действительно, был с короткой талией и широк в подоле.
Но, несмотря на странную одежду, на громадную площадь груди его гофрированной рубашки, на узкий черный галстук ленточкой с вечно съезжающим на бок бантом, - в избранном меблированном доме м-с Вердемэн майора любили, хоть и посмеивались над ним немного. Молодые департаментские клерки часто "заводили" его, как они говорили, т.-е. наводили на тему, наиболее дорогую ему: история и традиции его любимого южного края.
В течение разговора он часто приводил цитаты ио "Анекдотов и воспоминаний". Но клерки очень осторожно скрывали свои побуждения, так как, несмотря на свои шестьдесятвосемь лет, майор мог привести в замешательство самого смелого из них упорным взглядом своих проницательных серых глаз.
Мисс Лидия была толстенькая старая дева 35 лет, с гладко причесанными, крепко закрученными волосами, которые ее старили.
Она тоже была старомодной, но довоенная слава не излучалась от нее так, как от майора. Она отличалась бережливостью и здравым смыслом, распоряжалась финансами семьи и встречала всех приходящих со счетами, Майор смотрел на счета за стол и стирку, как на презренные жизненные неудобства. Они продолжали поступать так часто и так упорно! Майору хотелось знать: почему их нельзя собрать воедино и заплатить сразу в подходящее время,--например, когда "Анекдоты и воспоминания" будут напечатаны, и деньги за них получены? Мисс Лидия в таких случаях спокойно продолжала шить и говорила: "Мы будем платить попрежнему, пока хватит денег, а затем, может быть, им и придется ждать уплаты сразу".
Большинство столовников м-с Вердемэн отсутствовали в течение дня, потому что все они были или департаментские клерки, или деловые люди, но один из них бывал дома очень много - с утра до вечера. Это был молодой человек, по имени Генри Хопкинс Харгрэвс, - все в доме называли его полным именем, - служивший в одном из популярных водевильных театров. Водевиль за несколько лет поднялся до почтенного уровня, а м-р Харгрэвс был таким скромным и воспитанным человеком, что мс Вердемэн не находила возражений против внесения его в список своих пансионеров.
В театре Харгрэвс был известен, как имитатор разных диалектов, с большим репертуаром немецких, ирландских, шведских и негритянских рассказов. Но м-р Харгрэвс был честолюбив и часто говорил о своем страстном желании выступить в настоящей комедии.
Молодой человек, повидимому, очень полюбил майора Тальбота. Когда бы этот джентльмэн ни начинал делиться своими воспоминаниями об Юге или повторять некоторые характерные анекдоты, Харгрэвс всегда был тут и внимательно все слушал.
Некоторое время майор намеревался отклонить авансы "актеришки", как он конфиденциально называл его, но приятные манеры молодого человека и его ярко выраженное внимание к рассказам майора вскоре совсем покорили сердце старика. Прошло немного времени, и они уже казались старыми товарищами. Днем майор неизменно садился читать ему отрывки из своей книги. При чтении анекдотов Харгрэвс никогда не забывал смеяться там, где нужно было. Майор счел нужным заявить мисс Лидии, что у молодого человека удивительное понимание и приятное почтение к старому режиму. И когда начинались разговоры об этих старых временах, то майор Тальбот любил говорить, а м-р Харгрэвсслушать. Как большинство стариков, любящих говорить о прошлом, майор охотно задерживался на деталях. Описывая великолепное, почти царское житье прежних плантаторов, он часто останавливался, чтобы вспомнить имя негра, державшего его лошадь, или точную дату некоторых мелких происшествий, или же количество тюков хлопка, собранных в таком-то году. Но Харгрэвс никогда не обнаруживал при этом признаков нетерпения и не утрачивал интереса. Напротив, он задавал вопросы на разнообразные темы, связанные с жизнью того времени, и никогда не оставался без готового ответа.