— И я ухожу, Тереза, — серьезно заверил он. — Мне вообще не следовало приходить. Я был глупцом, — с горечью добавил он. — Но после того ужасного скандала я был ошеломлен и едва понимал, что делаю.
Морщинка раздражения появилась на гладком лбу женщины.
— Скандал? — немедленно переспросила она. — Какой скандал?!
— На улице Сент-Оноре. Я думал, вы знаете.
— Нет… я ничего не знаю, — жестко отрезала она. — Что случилось?
— Они обожествляли этого зверя Робеспьера.
— Молчите, — хрипло перебила она. — Никаких имен!
— Они обожествляли кровожадного тирана, а я…
— А вы поднялись с места, — перебила она, и на этот раз смех ее был полон презрительной иронии, — и разразились пространной яростной речью. О, я знаю! Знаю! Вы и ваши «фаталисты», или как там вы себя называете! А эта страсть к мученичеству… Бессмысленно, глупо, эгоистично! О Боже! Как эгоистично! А потом вы являетесь сюда, чтобы потащить меня с собой в пропасть несчастий, на гильотину, на эшафот…
Она почти задыхалась, и маленькие белые руки в каком-то жалком и странном жесте поднялись к шее, стали гладить ее и ласкать, словно оберегали от жуткой участи.
Бертран попытался умиротворить ее. Из них двоих он был более спокоен. Казалось, опасность его отрезвила. Он забыл о том, что ему грозит смерть, которая уже поджидает в засаде, возможно, на пороге этого дома. Теперь он меченый. Мученичество больше не мечта, а мрачная реальность. Но об этом он не думал. Тереза в опасности из-за его бездумного жестокого эгоизма. Он думал только о ней. А Регине, истинному и верному другу и былой возлюбленной, не было места в его мыслях рядом с этой изящной волшебницей, одна близость которой казалась уже раем.
— Я ухожу, — повторил он. — Тереза, любимая, попытайтесь меня простить. Я глупец, преступный глупец. Но последнее время… поскольку я считал, что вы… вы ко мне равнодушны, что все надежды на будущее не что иное, как бессмысленные мечты, поскольку, я, кажется, потерял голову… и не понимал, что делаю! Поэтому…
Он осекся, стыдясь собственной слабости, но был слишком горд, чтобы позволить ей увидеть, как сильно она заставила его страдать. Поэтому он наклонился и поцеловал подол прозрачного одеяния. Сейчас он казался таким красивым, несмотря на потрепанную одежду и удрученное лицо, таким молодым и пылким, что даже эгоистичное сердце Терезы было тронуто, как всегда, когда аромат идеальной любви достигал ее утонченных ноздрей. Протянув руку, она мягким, почти материнским жестом убрала с его лба спутанные каштановые волосы.
— Дорогой Бертран, — уклончиво пробормотала она, — только такой глупый мальчик может подумать, что мне все равно!
Он уже приходил в себя. Близость опасности придала ему мужества, в котором он так нуждался, и теперь он без колебаний повернулся, чтобы уйти. Но она, женщина молниеносно меняющихся настроений, уже схватила его за руку.
— Нет-нет, — хрипло прошептала она. — Подождите, пусть Пепита проверит, нет ли кого на лестнице.
Ее маленькая рука держала его железной хваткой, пока Пепита, покорная и молчаливая, ковыляла через прихожую, чтобы выполнить приказ госпожи. Но Бертран все же сопротивлялся. О, итог всей его жизни — эта борьба между ними! Он пытался освободиться из этого сладостного плена, сделавшего его нечувствительным ко всему, что он считал дорогим и священным: его любви к Регине, верности и чести. Какой контраст: он, слабый и податливый, мученик, готовый к самопожертвованию, и она, сгусток женских капризов, тронутая его сантиментами всего лишь на мгновение, но при этом руководствующаяся соображениями амбиций или личной безопасности.
— Вам придется уйти, Бертран, к сожалению. Гражданин Тальен может появиться в любую минуту… он или… или другой. Если они вас увидят… Бог мой!
— Они посчитают, что вы выгнали меня из дома, — просто пояснил он. — Что, кстати, будет чистой правдой. Я умоляю вас отпустить мою руку. Пусть лучше они встретят меня на лестнице, чем здесь!
Послышались торопливые шаги старухи. Бертран снова попытался освободиться, на этот раз — успешно, и Тереза едва сдержала отчаянный крик, когда он быстро выскочил в прихожую и бросился к двери. Но вошедшая Пепита с силой толкнула его обратно.
Тереза поднесла к губам носовой платочек, чтобы не дать внезапному крику вырваться на волю. Она последовала за Бертраном и сейчас стояла в дверях, как ожившая статуя ужаса.
— Гражданин Тальен, — поспешно пробормотала Пепита. — Он уже на площадке. Идите сюда.