Луиза. Он поклялся мне в любви.
Фердинанд. И клятвы не нарушит.
Президент. Да замолчишь ли ты, наконец?.. И вы поверили его клятве?
Луиза (с нежностью в голосе). Я тоже ему поклялась.
Фердинанд (твердо). Наш союз заключен.
Президент. Я велю выбросить вон это эхо. (Луизе, злобно.) И он каждый раз платил вам наличными?
Луиза (напряженно думая). Этот вопрос мне не совсем понятен.
Президент (с ехидным смехом). Не понятен? Вот как? А я хотел только сказать, что за труды, как говорится, все что-нибудь да получают. Ведь вы тоже, я полагаю, даром своих ласк не отдавали? Или, быть может, вы находили вкус в самом этом занятии? Что?
Фердинанд (в ярости). Громы небесные! Что вы хотите этим сказать, отец?
Луиза (майору, с чувством оскорбленного достоинства). Господин фон Вальтер! Теперь вы свободны!
Фердинанд. Отец! Добродетель и в рубище должна вызывать благоговение.
Президент (смеется громче). Благодарю покорно! Отец обязан уважать девку своего сына!
Луиза. Праведное небо! (Падает без чувств.)
Фердинанд (обнажая против президента шпагу и тут же опуская ее). Отец! Вы дали мне жизнь, я пощадил вашу, – мы в расчете. (Вкладывая шпагу в ножны.) Вексель сыновнего долга разорван…
Миллер (до последней минуты робко стоявший в стороне, выступает вперед; вне себя, то скрипя зубами от бешенства, то стуча ими от страха). Ваше превосходительство! Дитя, не во гнев вам будь сказано, плоть от плоти отца своего. Кто обзывает дочь продажной тварью, тот дает оплеуху отцу, но – пощечина за пощечину… Такая у нас существует такса, – уж не прогневайтесь.
Жена Миллера. Сыне божий, помилуй нас! Старик мой туда же еще!.. Ох, быть грозе!
Президент (не вполне расслышав). А, и сводник подает голос? Сейчас мы и с тобой поговорим, сводник!
Миллер. Не во гнев вам будь сказано, меня зовут Миллер. Если вам угодно послушать адажио, то я к вашим услугам, а сводничеством я не занимаюсь. Пока двор нужды в том не терпит, мы, мещане, вам не поставщики. Не прогневайтесь.
Жена Миллера. Муж, ради бога! Ты губишь и жену и дочь!
Фердинанд. Вы, отец, играете здесь такую роль, что уж лучше было бы вам обойтись без свидетелей.
Миллер (подходит ближе; осмелев). Я говорю ясно, ваше превосходительство. Не прогневайтесь. Вершите, как хотите, дела государственные, а здесь я хозяин. Доведется мне быть вашим просителем и прийти к вам, тогда я вам почтение и окажу, но дерзкого гостя я выставляю за дверь. Не прогневайтесь.
Президент (побледнев от злости). Что? Что такое? (Подходит к нему.)
Миллер (медленно отступает). Это только мое мнение, ваше превосходительство… не прогневайтесь.
Президент (в неистовстве). Ах мошенник! В смирительный дом тебя за твое наглое мнение… Ступайте! Приведите сюда полицейских!
Некоторые из слуг уходят. Президент в ярости мечется по комнате.
Отца в смирительный дом! Мать и распутную дочь к позорному столбу! Правосудие найдет выход моему негодованию. За такое поношение я должен жестоко отомстить. Всякая мразь будет расстраивать мои замыслы и безнаказанно натравливать сына на отца?.. Ну нет, окаянное отродье! Я утолю свою злобу вашей гибелью, всю вашу семейку – отца, мать, дочь – я принесу в жертву лютой моей мести!
Фердинанд (спокойно и решительно становится между ними). Этому не бывать! Не бойтесь! Я тут. (Президенту, кротко.) Не торопитесь, отец! Если вам дорога жизнь, не прибегайте к насилию! В моем сердце есть уголок, где слово отец еще ни разу не было произнесено… Бойтесь проникнуть туда!
Президент. Молчи, негодяй! Моему терпению приходит конец!
Миллер (выйдя из тягостного оцепенения). Смотри за дочкой, жена. Я бегу к герцогу. Герцогский портной, – сам бог мне это внушил, – герцогский портной учится у меня играть на флейте. У герцога я найду защиту. (Направляется к выходу.)
Президент. Что? К герцогу? А ты забыл, что я – порог к нему и что если ты не сможешь перешагнуть через этот порог, то непременно сломишь себе шею? К герцогу, дурачина? Попробуй-ка к нему воззвать, когда ты, заживо погребенный, будешь лежать в темнице на целую башню ниже земной поверхности – там, где перемигиваются ночь и ад и куда не проникает ни единый звук, ни единый луч света. Греми тогда своими цепями и вопи: «Где же справедливость на свете?»
Явление седьмое
Те же и полицейские.