Сейчас все они разъехались из дома. Все, кроме младшего брата, Паскаля. Две сестры уже замужем — одна за хорошим парнем, который одно время работал в полиции, вторая за совершеннейшим ублюдком, который держал в Маллингаре магазин ковбойской обуви. Один брат сейчас в армии, служит в Ливане; двое работают на строительстве в Дублине и живут вместе, комнату снимают в Ратмайнзе. Один — в Нью-Йорке, туалеты убирает в большой гостинице. Еще один — в Лидсе, на курсах по уходу за психическими больными, но в городе считают, что он сам чокнутый. Оставалось еще два брата, и о них Марион говорить не хотела.
Тот, что жил в Нью-Йорке, завел себе подружку, она стюардесса на трансатлантических рейсах «Аэр Лингус». Каждые выходные, сказала Марион, она привозит матери в Баллибраккен сверток с грязным бельем, а в понедельник утром забирает в Нью-Йорк чистое.
Эдди чуть не поперхнулся, услышав это, но Марион поклялась, что говорит правду.
— Печально, — сказала она, — но, видит бог, истинная правда.
— Зашибись, — сказал Эдди. — Обалдеть можно!
— Да, — ответила Марион, — я бы тоже посмеялась, если б не то, как они к ней относятся. Она для них вроде негра.
Эдди рассказал Марион, что его отец уже десять лет работает в банке заместителем помощника управляющего. Что у него одна сестра, Патришия, которая сейчас учится в Тринити-колледже на отделении психологии и социологии. Рассказал обо всем, что произошло минувшим летом, когда он работал над дипломом, об отце, о матери, о том, как все были поражены, когда мать позвонила из Лондона и объявила, что все кончено и она не вернется. Как всегда, этот рассказ вызвал у него неприятно тревожное чувство. Трудно говорить о таких вещах, ведь получается, будто рассчитываешь на сочувственный отклик. А он не то чтобы не хотел сочувствия; он просто не хотел показывать Марион, что нуждается в сочувствии.
— Одно хорошо, — сказал он, — мы все теперь сами стираем на себя.
Марион улыбнулась. Потом спросила, какой музыкой увлекается Эдди, а он ответил, что не может объяснить на словах. Музыкой, которая о чем-то рассказывает, а не бессмысленным бренчанием. Марион сказала, что ей нравится Джордж Майкл и вроде того. Эдди ответил, что на его вкус это музыка слишком коммерческая, и перечислил названия нескольких групп, о которых она никогда не слышала: «Каменные розы», «Визжащие голубые мессии», «Армия нового образца». Они поспорили из-за «Ю-ту». Марион сказала, что не любит их, а Эдди не мог понять почему. Марион заявила, что они постоянно говорят глупости о Севере, хотя совершенно не разбираются в ситуации. Когда она спорила, ее глаза сужались, а взгляд становился острым и пронзительным, отчего Эдди чувствовал себя неуютно. Марион ехидно предположила, что Эдди из числа тех пяти миллионов, которые якобы видели их первое выступление на Ярмарке нарциссов.
— Видел? — рассмеялся Эдди. — Я там играл — в смысле подыгрывал — с моей первой группой, «Жрицами меда». Парни из «Ю-ту» вполне ничего себе, всегда присылают мне билеты, когда играют в Пойнт-Депо.
Подумаешь, фыркнула Марион, большое дело! Эдди возразил, что они много сделали в борьбе с апартеидом и что в Южной Африке их пластинки под запретом. Марион буркнула, что Южной Африке повезло, а Эдди ответил, что это дешевый наезд. Марион сказала, что причитать об апартеиде в дальних краях, конечно, очень здорово, но в Северной Ирландии тоже есть апартеид, разве не так? Как быть с интернированием, с убийствами, с пытками пленных?
— Да чушь это все, — поморщился Эдди. — Конечно, может, дела там идут не ахти как, но все же не до такой степени паршиво.
Он считал, что в Ирландии полно таких, кто дерется со своими же, и что «Ю-ту» — команда классных ребят, которые вправду сотворили чудо и здорово подняли репутацию Ирландии в других странах. Это еще как сказать, вставила Марион, смотря что Эдди понимает под Ирландией, что до нее, то она видит в Ольстере часть Ирландии.
— Послушай, — вздохнул Эдди, — не заводи насчет зеленого флага, ладно?
— Ты первый начал, и нечего тут гнуть линию!
— Какую еще линию? — снова поморщился Эдди. — Нет у меня никакой линии. Сказать по правде, мне вообще начхать…
— Линию Тэтчер, — перебила Марион. — Линию правительства. Я все это уже сто раз слышала от таких, как ты.
— От таких, как я?
— Да, от таких, как ты. Доморощенных леваков-буржуев из Дублина-четыре, — объявила она с видом расхрабрившегося ребенка, но Эдди вовсе не хотелось лезть в драку. — Да, — вздохнула она, — можешь удивляться, но я таких уже встречала.