Через мгновение я усомнился в своем выводе, ибо дедуля внезапно напрягся и построжавшим голосом рыкнул:
— Фу! Нельзя! Кому сказано!
— Да мы ничего такого… — пискнула Леся.
— Да я не тебе, красава — отмахнулся дед — И не тебе, молодец упитанных статей.
— Упитанных статей… — пробормотал я с некоторой обидой и только сейчас проследил за взглядом дедули и обернулся — М-мать!
— Цыц! Он ругани у меня страсть как не любит! Цезарь! Фу! Вот любопытный!
— К-какая большая соб-бачка! — пролепетала Леся, прячась за моей спиной.
— Не боись — хекнул дед — Он у меня детей и блондинок не трогает, красавица. Понимает, что они если что и натворят, то не со зла, а по неразумению. Цезарь! Прекрати, кому сказано! Вот наглец!
Очень и очень большая собака. Метр с чем-то в холке. Внешний вид знаком, но вот размеры,… да и лапы чересчур массивны, а клыки в приоткрытой пасти довольно сильно пугают.
— Это… Цезарь, да?
— Цезарь, Цезарь — закивал старичок, после чего нагнулся, подобрал с земли древесный сук толщиной с бедро взрослого мужчины и одним движением бросил его метров на двадцать вперед — Принеси!
Гигантская псина рванула за улетевшим бревном, а сухонький дедуля развернулся к нам и пояснил:
— Кавказкая овчарка. Ему шестнадцать с половиной лет. В том мире. Здесь-то уж и не знаю, как считать — заметив наше искреннее недоумение, дед пояснил — Настоящий это пес, настоящий. Живой. Я его тоже… оцифровал, значит. Вживили электроды в головы обоим старикам — и человечьему и собачьему. А как иначе? Он со мной всю жизнь прожил, не бросать же? А денег у меня хватало.
— А такие собаки бывают? Кавказские овчарки такие огромные что ли?
— Да нет — несколько смущенно улыбнулся старик — Это я его немного изменил. В конструкторе. Рост увеличил, массы добавил. Клыки подрастил. Мы ведь с ним в мир магии собирались, а там говорят у зверей шкуры толстые, да и драконы встречаются. Ай, молодец ты мой! Ай, молодец! — притащившая бревно собака-переросток обрадованно виляла хвостом, по-прежнему косясь на нас недоверчивым взглядом — А принеси еще разок!
Бревно снова усвистело вдаль, пес помчался следом.
— А это? — нерешительно спросила Леся.
— Что это милая? Это? Это мужская грудь. Не видела ни разу что ль?
— Да нет! Я на вашу грудь и бицепсы показываю! Вы только что очень толстое бревно очень далеко закинули, дедуля!
— А-а-а… — с усмешкой протянул дед — Есть такое. Поневоле пришлось силушки набраться. Меня дядькой Федором кличут. А вас как величать, молодые люди?
— Леся!
— Жирдяй.
— А ты молодец — с некоторым даже уважением кивнул дед Федор — Ну что… сначала я расскажу, а потом уж вы, ладушки?
— Конечно. Мы можем и первыми — улыбнулся я — Просто очень интересно, что у вас за сила такая, дядька Федор.
— Говорю же — поневоле пришлось силы набраться. Деревце видите — дед ткнул пальцем в расщепленного великана — Как меня сюда перенесло, так аккурат в расщеп и запихало. Сначала-то в воздухе я оказался, потом упал, да прямо в расщеп! И намертво. Ни туды и не сюды. Пока дергался и трепыхался аки мошка в паутине, Цезарь прибежал на звук моих криков и матюков. Только благодаря ему я и жив. Ай, ты мой хороший! Давай еще принеси!
Через секунду Цезарь снова убежал за бревном, а дед Федор хитро прищурился и спросил:
— Дальше рассказывать или сами уже поняли?
— Понял — кивнул я, глядя на рухнувшую половину дерева — Это сколько же вы там проторчали?
— Двое суток с чем-то. Два утра и две ночи здесь встретил, потом уж выбрался.
— А я не поняла!
— Дядька Федор накачался — пояснил я — Толкал, пихал дерево, трепыхался, бился. Неудача за неудачей, но его сила постепенно росла. И доросла до того, что он сумел… отломать половину дерева.
— Ну, не отломать — улыбнулся старик — Оно и так же расщепленное было. Всего-то чуток осталось поднажать.
— Вот это да! — выпалила девушка, прижав ладони к щекам — Дедуля, вы молодец!
— И сколько же у вас сейчас силы, если не секрет? — спросил я.
— Шестьдесят семь, милок — прищурился дед.
— Шестьдесят семь!
— Померяемся на руках, кто кого пересилит?
Взглянув на сухие руки деда, я замотал головой:
— Нет уж. Шестьдесят семь…
— Но дерево я не выломал. Расшатал. Только на это силы и хватило — шатать и шатать его. А потом «хрусть» и оно поддалось, расщеп расширился, а я выполз. Да и Цезарь помогал — грыз ствол, где я указал. А как вылез я, так и доломал дерево уже из принципа — раз взялся, надо закончить.