О событии убийства и подробностях его совершения Колодин впервые рассказал в суде, где его, уже ранее судимого сначала за разбой, потом за убийство человека, теперь судили за убийство двух лиц. Обстоятельства нового преступления Колодин не скрывал и суду пояснил, что Галкина пригласила его к себе домой, где она сожительствовала с Палкиным. Втроём они распивали спиртные напитки несколько дней. Из-за ревности Палкина они поссорились. Тогда он достал свой топор и зарубил сначала Палкина, а затем и Галкину. Пытался отрубить им головы, но сил не хватило.
Признание Колодина в убийстве двух мужчин в лесу суд направил прокурору. Когда приговор суда в отношении Колодина за убийство Палкина и Галкиной вступил в законную силу, судья поинтересовался у прокурора ходом проверки заявления Колодина о преступлении. Прокурор сообщил, что Колодин отказался сотрудничать, чем дело и закончилось.
Беспомощность воли при отсутствии возможности принуждения и насилия обнажает крайность в неуважении к себе и себе подобным, и неспособность к борьбе за истину-добро. Свои возможности человек черпает в свободе, которая состоит в том, чтобы обладать властью над самим собой. Однако, не свободу, но сон выбирает человек по причине страха перед свободой самобытия, — посадив свой ум на цепь, по выражению Фридриха Ницше (1844–1900).
Дело в том, что, как учит нравственности Иммануил Кант (1724–1804), поскольку у людей всё доброе всегда несовершенно, то закон, наглядно показанный на том или ином примере, всегда смиряет мою гордость. Для этого и даёт мне мерило человек, которого я перед собой вижу, чьё несовершенство, которое всё ещё может быть ему присуще, я знаю не так, как своё собственное. Уважение — это дань, которую мы не можем не отдавать заслуге, хотим ли мы этого или нет; в крайнем случае мы можем внешне не выказывать его, но не можем не чувствовать его внутренне.
Уважение есть чувство удовольствия в столь малой степени, что его лишь неохотно проявляют к тому или другому человеку. Всегда стараются что-то найти, что могло бы облегчить нам бремя того же самого, найти что-то достойное порицания, чтобы вознаградить себя за то унижение, которое мы испытываем из-за такого примера; даже покойники не всегда гарантированы от такой критики, особенно в том случае, если их пример кажется неподражаемым[225].
Итак, отсутствие уважения — это жадность гордого человека и трусость обнаружить своё жалкое положение.
4.3. Миф и реальность
Платон доказывал, беседуя с Дионисием, что тираны беднее всех мужеством, ибо держат окружающих только силой страха и сами испытывают страх перед каждым человеком. А когда зашёл разговор о справедливости, выяснилось, что подлинного счастья достойны лишь справедливые люди, а несправедливость есть не что иное, как несчастье. На вопрос о том, кто самый счастливый человек, Платон назвал без колебаний Сократа. Судьи, даже справедливые, похожи на портных, дело которых зашивать порванное платье. Тиран самый боязливый человек на свете, так как он дрожит перед своим цирюльником, опасаясь, как бы тот не зарезал его бритвой. За такое красноречие Дионисий велел продать Платона в рабство на остров Эгину.
Платон убедился в том, что не только беззаконие и нечестие, но, главное, дерзкое невежество плодит всевозможное зло, рождающее для тех, кто его создал, горький-прегорький плод. Платоновский идеализм потому и называется объективным, что признаёт существование вполне реального, независимого от сознания человека, то есть объективного идеального бытия.
Объективный идеализм Платона есть учение о самостоятельном существовании идей как общих и родовых понятий. Недаром свой основной философский метод Платон назвал диалектическим, то есть вопросно-ответным.
Сами же древние утверждали, что Платон первый ввёл в рассуждения вопросы и ответы, первый употребил термин «диалектика» и аналитический способ исследования. Видимо, здесь имеется в виду, что Платон систематически стал проводить в логически завершённой и литературно выраженной форме то, что его поразило в устных беседах Сократа, этого прирождённого диалектика. Если распределить диалоги Платона по шкале этого художественно-условного времени, то окажется, что они все связаны с фактами из жизни Сократа. А когда Платон сам станет стариком и осуществит в «Законах» идеал сурового и жестокого законодательства, на страницах этого сочинения не найдётся места Сократу, вся жизнь которого противоречила строгости и безликости закона[226].
226