– …однажды, – продолжал хозяин дома, – я решил слазить в подземелье и посмотреть, что же ты там раскопал. Но я один, без посторонней помощи, попасть туда не могу. Сверху кто-то должен был крутить колеса нашей с тобой «лебедки». Но уже тогда я боялся посвящать посторонних в суть нашей с тобой тайны. Поэтому вынужден был действовать самостоятельно. Изготовил веревочную лестницу, намертво закрепил ее над люком и…
– Полез, – добавил за него Руданский.
– Нет, не полез. Уже вечер наступил. Темнеть стало. Решил до утра отложить это нечистое дело.
– Так уж – нечистое! – воскликнул журналист.
– Ты слушай меня и не перебивай.
Николай снова сделал «грозные» глаза, и в его голосе появилась угроза.
– И снится мне ночью сон… Даже не сон, а как сказать… Словом, вижу я огненное слово «НЕТ». Как запрет на что-то. Понятно?
– Не лезть в подземелье – догадался Кирилл.
Николай никак не отреагировал на замечание журналиста и продолжил:
– Ага… Просыпаюсь я и напрочь забываю о грозном предупреждении. Позавтракал здесь, на веранде. И пошел в сарай. За минуту, а может и меньше, спустился по веревочной лестнице туда, в подвал. А перед самым спуском еще и «переноску» туда опустил. Лампочка светится, все хорошо и никаких проблем. И вдруг…
Николай поднялся, и плетеный стульчик старчески заскрипел. Кирилл молча проследил за тем, как хозяин подошел к приоткрытой двери в коридор и плотно ее закрыл. Затем не спеша вернулся на старое место и снова уселся на плетеный стул.
– …и вдруг у меня закружилась голова, и все поплыло, поплыло перед глазами. Я как стоял, так и сел на пол. Силы покинули меня. Руки сделались ватными, пот прошиб. И вижу я снова это огненное слово «НЕТ». Все сразу понял и, еле живой, полез по лестнице вверх. Вспомнились и сон, который накануне ночью был, и полоса неудач, уже тогда начавшая меня преследовать.
Выбрался из люка еле живым. Вытащил лестницу, лампу-переноску и лишь тогда спокойно вздохнул. Понятно, что второй раз лезть в подвал не было у меня никакого желания. Пошел вот сюда, на веранду, хотел попить горячего чайку. Да как зашел, так и упал. Во-от здесь…
Николай указал рукой на место падения. Выходило так, что Руданский сидел как раз на… Журналист невольно передвинул свой стул в сторону.
– Сиди, сиди, – успокоил его собеседник, – сейчас-то что… Пришел я тогда в себя, скорую вызвал, и увезли меня в больницу. Сердце. Полежал, оклемался и домой. А через несколько дней новый приступ, только теперь печень. Снова скорая увезла. Потом желудок схватил, а через месяц снова сердце… Я несколько месяцев из больницы почти не вылазил. Однажды сестричка в приемном покое даже пошутила: «О! Вы у нас как прописались».
Ох, и костерил я тебя, Кирилл, мысленно! Такими словами, что вслух стыдно и произносить. Ведь считай, что из-за твоего любопытства мы вскрыли старое подземелье. Так ведь?
– Да, – согласился Руданский, – но ведь без меня вы туда решили полезть, уже по собственной воле.
– Так что же! – воскликнул Николай, – я не хозяин в собственном доме?
– Конечно, хозяин, – быстро согласился журналист.
– Ну, так вот. И я принял решение.
Николай встал со скрипучего стула и направился к выходной двери.
– Пошли за мной, – скомандовал он, – сейчас все увидишь сам.
Руданский быстро встал и молча последовал вслед за Николаем. Они направились к заветному сарайчику, в дальнем углу которого Кирилл раскопал когда-то лаз в подземелье.
– Смотри сам, – довольно сказал Николай.
Руданский подошел к знакомому месту и… обомлел. На месте вырытого им колодца красовалась бетонная плита.
Николай подошел сзади и шепнул:
– Возьми в углу ломик и с силой ударь по бетону.
Кирилл машинально выполнил просьбу. От удара бетон глухо и недовольно загудел, как бы подтверждая свое «хозяйское» здесь присутствие.
– Двадцать сантиметров толщина бетонного перекрытия, – послышался сзади голос Николая, – теперь никто – ни ты, ни я, ни моя соседка не смогут попасть в подземелье. Ты меня понял, Кирилл?
Руданский молча поставил ломик и также молча вышел из сарайчика. Прощаясь с Николаем, поинтересовался о его здоровье.
– Теперь все в порядке, – услышал он в ответ.
– Н-да… Ты меня извини, – сказал на прощание Кирилл, – кто ж знал, что оно так обернется.