…Мы выслушали речь Аллена с волнением. Все знали, сколько труда он положил, готовя возвращение детей по железной дороге. Пассажирских вагонов не хватало. Пришлось согласиться на товарные. Десятки плотников их переделывали, мыли и красили. Выходит, все зря. Но мы знали Райли. Он не любил оглядываться. Он смотрел только вперед.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
СНОВА У КАРТЫ
На островах слухи распространяются куда быстрее. Об отъезде колонисты узнали в тот же день. Но радоваться не спешили. И тому была причина. Им и раньше объявляли о возвращении домой. Но каждый раз все рушилось и отъезд откладывался.
Теперь их ждет путешествие на судне. Море рядом. В любую минуту его можно увидеть из окна. И даже потрогать. Когда же стемнеет, дети засыпают под его шум. И все же настоящего моря они не знают. Оно за горизонтом. Сюда, до острова, доходят лишь отзвуки штормов.
Леонид Дейбнер повесил на стену казармы географическую карту, собрав вокруг нее целую толпу. Она состояла не только из старших колонистов. Пришли и младшие, привлеченные шумным спором. Спорили, каким будет маршрут путешествия.
— Американцы выберут самый короткий путь, — уверенно сказал Дейбнер и показал на карте, каким он себе его представляет.
— Думаю, судно пойдет из Владивостока в Шанхай. Потом остановка в Сингапуре… Индийский океан… Красное море и Суэцкий канал… Средиземное море и Гибралтар… Атлантика и Ла-Манш… А там совсем рядом — родное Балтийское море и наш Петроград.
— Зачем гадать? — вмешалась Женя Копосова, стоявшая рядом. — Не лучше ли обратиться к мистеру Аллену.
— Я его недавно видела в лазарете, — подсказала ее сестра Оля. — Могу за ним сходить.
— Хорошо бы, — согласился Дейбнер.
Но Аллен шел уже и сам, окруженный новой толпой детей.
Дейбнер повторил Аллену свои предположения и уступил место у карты.
— Ваши расчеты, Леонид, верны, — сказал Аллен. — Путь через Индийский океан самый короткий. И все же мы выбрали другой маршрут. Судно пойдет не на юг, а на восток. Это, конечно, прибавит путешествию несколько тысяч миль. Зато немало преимуществ. И главное из них — это заход в американские порты. Там нас ждет поддержка. И там, что очень важно, находятся склады Красного Креста.
— А где мы побываем? — нетерпеливо спросила Ксения Амелина.
— Сначала в Японии. Затем через весь Тихий океан мы направимся в Сан-Франциско, а возможно, и в Гонолулу. Это мой город. Буду рад вас с ним познакомить. Далее через Панамский канал мы выйдем в Карибское море и поднимемся к Нью-Йорку. Это самый большой город в мире, и в нем наша колония проведет две недели. После этого судну предстоит одолеть еще один океан — Атлантический. Мы остановимся в одном из европейских портов. Пока не могу сказать в каком. Может быть, в Лондоне.
— А когда дома будем? — раздалось сразу несколько голосов.
— Не сомневаюсь, Новый, 1921 год вы встретите в кругу семьи.
— Ура! — что было силы закричали дети. И этот восторженный крик заставил лошадь поднять голову, а стаю птиц взлететь в небо.
Кроме вопросов, которые Аллен услышал от детей, было много и других. И самый трудный — где найти судно?
Бухта Золотой Рог — как гостиница. Суда — как постояльцы. То и дело входят и выходят. Одни возвращаются, и их уже здесь знают и ждут. Другие захлопывают за собой дверь навсегда. Кого здесь только ни встретишь… Сухогрузы, танкеры, китобойные и зверобойные шхуны, линкоры и ледоколы, много судов, занятых перевозкой дальневосточного леса… Но ни одно из них не годится для перевозки детей.
А что же пассажирские суда? Конечно, Аллен об этом подумал прежде всего. Но на них очередь. Только что закончилась мировая война. В России продолжается междоусобица. Пароходы развозят по домам участников мировой бойни. Тысячи австрийцев и чехов все еще во Владивостоке. А еще больше тех, кого ждет судьба эмигранта.
Аллен обратился за помощью к Военному департаменту. Увы, Вашингтон отмалчивается. Там никак не могут или не хотят найти транспортное судно. Дети из большевистской России… Не в этом ли причина? Райли не оставалось ничего другого, как добавить к одному из писем несколько крепких выражений в адрес столичных бюрократов.
Капитан Владивостокского порта подсказал решение. В доках Шанхая стоят пароходы Добровольческого флота. Так продолжает называться одна из дореволюционных компаний. Почему бы Красному Кресту не взять одно из этих судов во фрахт? Но первый же прибывший во Владивосток пароход «Симбирск» был отобран Земским правительством. Отныне он принадлежит народу — так заявили Аллену.
Ханна Кемпбелл не могла не вспомнить, что точно так же ей и ее мужу Чарльзу заявили в Сибири, когда конфисковали золотой песок, добытый ими с таким трудом.
Райли был близок к отчаянию, чувству, столь редкому для него, если бы не телеграмма из Токио. Доктор Тойслер связался с японской пароходной компанией «Кацуда». Там ему предложили угольщик водоизмещением в десять тысяч тонн. Судно не приспособлено для перевозки людей. Но компания готова его переоборудовать всего за месяц.
Несколько часов провел Райли в раздумье, прежде чем послать ответную радиограмму. Вслед за ней он послал в Японию инженера Уорда Уолкера. Он будет следить за переоснащением судна.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
НАСТЕНЬКА
Сотни колонистов заполнили берег. Новость об отъезде, такая ожидаемая и такая неожиданная, привела детей в восторг. Они снова и снова подходили к воспитателям, выпытывая подробности предстоящего путешествия. Но воспитатели и сами мало что знали.
И только одна девочка держалась в стороне, не принимая участия во всеобщем ликовании. Это была Таня Альбрехт. Она стояла, понурив голову, и едва сдерживала слезы. К ней подошла одна из подружек. Но Таня бросилась прочь, назад в казарму. Там сейчас пусто. Можно выплакаться.
Ханна Кемпбелл увидела из окна столовой, как от детской толпы отделилась фигурка, и проследила, куда побежала девочка. Ханна вытерла руки и пошла следом.
Девочка лежала ничком и так отчаянно и безутешно плакала, что из глаз женщины тоже брызнули слезы. Она подошла к кровати и, встав на колени, обняла девочку:
— Дорогая моя! Видишь, и я плачу. Прошу, успокойся. Мы вместе.
Ханна поднялась, чтобы налить стакан воды. У подростков время от времени случаются срывы. Больше двух лет они не видели родителей. А девочкам так нужна мамина ласка. Только маме и можно поведать свою тайну. И с кем еще вместе поплачешь, как не с мамой. Кроме того, как кажется Ханне, русские дети отличаются особой сентиментальностью.
Сначала миссис Кемпбелл познакомилась с русскими на Аляске. А уже потом работала с ними возле озера Байкал, где они с Чарльзом были единственными американцами. Поневоле пришлось изучить язык. Это помогает и здесь, в колонии. Не только в работе, но и чтобы сблизиться с детьми. Особенно с девочками. Некоторые приходят и сами, чтобы поделиться сердечными делами. Не зря колония ее знает как Мамашу Кемпбелл.
Девочка дрожала всем телом и всхлипывала, а Ханна гладила ее по голове и вытирала слезы. Наверно, и на этот раз неразделенное чувство, решила она. О Господи, хорошо, что мои дети еще маленькие… Но все еще впереди.
— Я с тобой, — повторила Ханна. — Доверься мне. Скажи, кто тебя обидел?
— Никто, — ответила девочка, заикаясь.
— Как тебя зовут?
— Таня.
— Танечка, ты меня знаешь?
— Кто же вас не знает… Вы миссис Кемпбелл.
— Ты доверяешь мне?
— Да.
— Будь искренней. Я тебе обязательно помогу.
— Вы не сможете помочь.
— Почему?
— Мне никто не поможет.
— Ты в этом уверена?
— Настеньку уже не вернешь…
— Настеньку? О ком ты говоришь?
— Это моя младшая сестра. Она умерла. — Ресницы ее снова наполнились слезами.