В музейных коллекциях по всему миру лежит такое количество клинописных табличек, что еще многие поколения ассириологов не будут ощущать нехватку в рабочем материале; наоборот, имеется постоянная нехватка в квалифицированных исследователях. После того как в XIX веке была завершена расшифровка клинописной письменности и обоих месопотамских языков, планка профессиональной подготовки ассириологов была установлена очень высоко. Настоящие гиганты в нашей области – в основном выходцы из германских питомников – еще до того, как обратиться в первый раз к вавилонским источникам, уже знали латынь, древнегреческий, древнееврейский, арабский, коптский, эфиопский, сирийский и арамейский языки. Они были не только знатоками в своем деле, но и во всех отношениях выдающимися учеными; скорость и глубина их мысли могла вызывать лишь восхищение. В 1976 г., когда я только начинал работать в Чикаго, Эрика Райнер, в то время главный редактор Чикагского ассирийского словаря, вспоминая своих предшественников Бенно Ландсбергера и Лео Оппенхейма (последних корифеев старой немецкой школы), как-то заметила, что каждый из них прочел все клинописные тексты, опубликованные с момента открытия этой письменности в 1850 г., и более того – помнил в них каждую строчку. Конечно, сегодня, когда клинописные источники и посвященные им книги и статьи публикуются непрерывным потоком, такая просвещенность выходит за границы человеческих возможностей. Поэтому современные ассириологи обычно ограничивают сферу своих исследований одним из двух языков и каким-либо ограниченным периодом его развития, причем эта специализация становится все более узкой. Когда-то в классе у Лэмберта, если какой-нибудь заезжий ассириолог, представляясь, произносил лощеную фразу «я специалист в…», она подвергалась суровому осуждению, а потом заглазно и осмеянию, потому что считалось: настоящий исследователь клинописи должен читать все публикации источников на обоих языках, причем достаточно бегло, и всю научную литературу о них. Это требование сослужило мне большую службу при поступлении в Британский музей; я и сегодня считаю его правильным.
Но что представляет собой вся эта масса клинописных документов, заполняющих музейные залы и комнаты хранилищ? Я думаю, полезно разбить их на пять категорий, не очень, впрочем, четко ограниченных: официальные документы (о государстве, царе, правительстве, законах), частные документы (контракты, завещания, коммерческие сделки, частные письма), литературные произведения (мифы, эпосы, рассказы, гимны, молитвы), справочники (списки знаков, словари, математические таблицы) и интеллектуальные («научные») произведения (магия, медицина, приметы, математика, астрономия, астрология, грамматика, экзегеза)[22].
Каждая отдельная табличка в той или иной мере увеличивает объем наших знаний. Одни, такие как табличка о Ковчеге, которой посвящена эта книга, удивляют нас любой своей строчкой; другие могут быть полезны при изучении какой-либо более широкой темы; третьи помогают завершить продолжавшиеся целый век научные дебаты, добавив всего лишь пару знаков, отсутствовавших в известных копиях некоторого текста. Читать клинописную табличку – все равно что выжимать мокрую мочалку: чем крепче вы жмете, тем больше выжмете. Какое захватывающее занятие – прочесть и понять клинописную надпись, пришедшую из столь давних времен, даже если вы делаете это каждый день! Перифразируя доктора Джонсона, кто устал от табличек – устал от жизни[23].
Ну а я счастлив тем, что читаю клинописные таблички ежедневно в течение уже примерно сорока пяти лет. (Как сказал бы Арло Гатри[24]: «Я не горжусь. И не устал. Я мог бы их читать и другие сорок пять лет» [16]). При столь продолжительных занятиях табличками постепенно возникает ясное ощущение знакомства с их давно почившими авторами. Мы можем держать в руках эти изготовленные ими объекты, читать написанные ими слова, понимать их смысл; однако, как я часто спрашиваю себя, можем ли мы ощутить присутствие отдельных личностей в этих призрачных толпах, о которых поэт сказал: «Питье его – прах, и еда его – глина»[25]. В конце концов мы приходим к одному-единственному и, по-моему, очень важному вопросу: были ли древние жители Месопотамии похожи на нас?
22
Непонятно, куда в этой классификации относятся заговоры. Неужели автор считает их научными произведениями? Математические таблицы и справочники, напротив, относятся к научным произведениям. Объединение писем с юридическими документами также является спорным моментом данной классификации клинописных источников, поскольку известно множество писем богам, не имеющих отношения к юридическим процедурам. – Прим. ред.
23
«Доктор Джонсон» – Сэмюэль Джонсон (1709–1784), знаменитый английский писатель XVIII века. Автор имеет в виду фразу Джонсона «When a man is tired of London, he is tired of life», приведенную его биографом Джеймсом Босуэллом, известную любому англичанину и бесконечно перифразируемую.
24
Арло Гатри (Arlo Guthrie, род. 1947) – американский фолк-певец и активист движения против войны во Вьетнаме. Автор имеет в виду цитату из его знаменитой композиции «Alice’s restaurant» и одноименного фильма: «I’ve been singing this song now for twenty five minutes. I could sing it for another twenty five minutes. I’m not proud… or tired».