– Нет, – признался внук. И бесхитростно добавил: – Ни одна девушка из дворца меня не привлекает. Мне более по душе древние папирусы, хранящиеся в дворцовой библиотеке.
Умирающий фараон выдавил из себя слабую улыбку:
– Ты очень… очень похож на меня. Я ведь тоже поздно женился… Но при этом в военных походах предпочитал проводить свободное время в объятиях наложниц… Ну что же ты? – Тутмос IV заметил нерешительность внука. – Снимай же браслет – отныне он твой! Самому-то мне теперь и руку тяжело поднять…
Юный Тутмос оглянулся на отца: тот одобрительно кивнул. Мальчик благоговейно снял браслет с руки умирающего.
– Вот и всё… – прошептал Тутмос IV. – Барка уже плывет за мной по волнам Нила… Бог Тот ждет меня…
С этими словами фараон Тутмос IV закрыл глаза… навеки.
Юного Тутмоса, крепко сжимающего в руках браслет, охватили вдруг противоречивые чувства. С одной стороны, жрецы, словам которых он всегда прилежно внимал, учили, что смерть – это всего лишь начало новой жизни, благодаря которой человек обретает вечность. Но с другой стороны… Слишком уж горько было расставаться с дедушкой, которого он нежно и искренне любил, сколько себя помнил. Усилием воли мальчик подавил слезы: негоже показывать слабость прилюдно.
Всё это время на семилетнего Эхнотепа практически никто не обращал внимания. Впрочем, смерть старого фараона ничуть и не тронула его сердце: мальчика более озаботил и взволновал тот факт, что браслет в виде змеи был подарен отчего-то его старшему брату, а не ему. В детскую душу закралась тоска. Несмотря на свой юный возраст, Эхнотеп прекрасно понимал, что со смертью старого фараона и восшествием на престол Египта отца, Аменхотепа III, права эрпатора, то есть законного наследника, всё равно перейдут к старшему брату Тутмосу. Получается, что ему, Эхнотепу, уготована участь всю жизнь провести в лучах чужой славы?.. Внезапно мальчик ощутил поднимающуюся из глубины души горечь обиды и одновременно… жгучую ненависть к старшему брату.
* * *Ближе к вечеру дворец в Инебу-Хедже огласил плач Исиды. Жрицы горько, дружно и голосисто оплакивали скончавшегося Тутмоса IV:
– Сливается небо с землею, тень на земле сегодня, Сердце мое пылает от долгой разлуки с тобою… О, владыка, отошедший в край безмолвия, Вернись же к нам в прежнем облике твоём! Руки мои простерты к тебе в приветствии! Руки мои подняты, чтобы защищать тебя! Сливается небо с землёю, Тень на земле сегодня, Упало небо на землю, О, приди ко мне![12]Глава 2 1386 год до н. э., дворец фараона в Инебу-Хедже
В амфитеатре, воздвигнутом в саду в тени экзотических растений, члены семьи фараона и его приближенные разыгрывали представление «Из жизни богов». Зрителями же сего увлекательного театрального действа были преимущественно вельможи и многочисленные номархи Инебу-Хеджа и его предместий, а также их жены.
На сцене, сооруженной из темно-красных досок тамаринда[13], восседала в креслах божественная триада, облаченная в золоченые одежды: Ра – бог солнца, его сын Шу и несравненная богиня Тефнут. Впрочем, правильнее было бы сказать, что эти трое были скорее наблюдателями, нежели исполнителями. Просто другие роли, кроме перечисленных, исполнять царственной чете (а именно Аменхотеп III выступал сейчас в образе Ра, а Тея – в роли Тефнут) и главному визирю-чати (он изображал бога Шу) было недопустимо по статусу.
Тефнут (царица Тея) откровенно скучала. За ее спиной стоял юный нубиец, усердно обмахивающий «богиню» и ее «божественных родственников» опахалом из страусиных перьев. Сие действо происходило в середине весны ежегодно: одни и те же вельможи, номархи и их разодетые в пух и прах жены сидели в зрительном зале на издавна закрепленных за ними местах. Одни и те же лица из года в год исполняли роли Осириса, Исиды и коварного Сета. В роли Нефтиды, к примеру, вот уже пять лет кряду «блистала» всё та же Таусер – жена первого советника.
Сета играл садовник, потому как никто из уважающих себя вельмож не желал лицедействовать в личине злодея и предателя. Садовник же настолько вошел в образ, что всякий раз, «убивая» своего брата Осириса, неистово потрясал мечом, а потом делал яростно-свирепое выражение лица и начинал «кромсать» тело несчастного якобы на множество частей. Несчастная Исида (Хаба, жрица одноименного храма), заламывая руки, бросалась к возлюбленному Осирису (Ранебу, Верховному жрецу Инебу-Хеджа), но, увы, всегда «опаздывала»: к этому моменту жизнь уже оставляла правителя Нижнего Египта.
Сет, торжествуя, потирал руки: теперь он – единственный и полновластный правитель Египта, Нубии и Эритреи! Больше ему не придется довольствоваться жалкими крохами власти!