Тем временем Исида, прибегнув к помощи Нефтиды, укладывала Осириса на белую ткань. После чего, «упиваясь горем», мастерски изображала, как пропитывает тело супруга специальными смолами, дабы превратить его растерзанные останки в бессмертную мумию[14]. Затем несчастная вдова, раскинув руки, словно соколица – крылья, «соединилась» с телом Осириса, после чего… «понесла» от него ребенка.
Но тут на сцене снова появился коварный Сет! Жестом, полным презрения, он указал своим воинам в сторону беззащитных женщин. Те тотчас поспешили скрыться, и подручные Сета гордо унесли «тело» Осириса со сцены[15].
Пока Исида исполняла свой «последний супружеский долг», царица Тея-Тефнут исподволь наблюдала за стоявшим рядом с «богиней Маат» своим старшим сыном Тутмосом – красивым юношей, изображавшим сегодня бога Тота. От внимания умудренной жизненным опытом женщины не ускользнуло, сколь восторженно поглядывает Тутмос на юную и очаровательную (если не сказать – соблазнительную) дочь начальника дворцовой стражи, которой и досталась в сегодняшнем представлении роль богини Маат. Конечно же, царица сразу догадалась, что ее пятнадцатилетний отпрыск почувствовал, наконец, в себе мужскую силу, и, значит, отныне общений с представительницами прекрасного пола ему уже не избежать. И всё-таки Тее хотелось, чтобы первый урок любви её сыну преподала не дочь начальника стражи, а опытная в подобных делах наложница – обученная таким изощренным ласкам, которые способны были бы удовлетворить любые желания, пусть даже совсем ещё юного мужчины.
От сокровенных мыслей Тею отвлек появившийся на сцене Гор – сын, рожденный Исидой от умершего Осириса. Гор зычно взывал к могущественной триаде богов и, в особенности, к богу Ра, но, по замыслу представления, триада должна была оставаться «глухой» к речам Гора.
И вот, наконец, настал черед Тота и Маат – помощников всемогущего бога Ра. Молодые люди дружно бросились на колени и начали в унисон умолять Ра быть к Гору снисходительным и великодушным: ведь мало того, что Гор – истинный наследник Нижнего Египта, так он же должен ещё и поквитаться с Сетом за смерть отца!
Ра-Аменхотеп поднялся и величественно простер длань к небу:
– Не внять мольбам сим невозможно, боги! – излишне театрально воскликнул он. – Коварный Сет хотя и правнук мой, но должен будет понести заслуженную кару! Какое счастье, что Геб и Нут, произведшие его на свет, не видят ныне своего позора!.. Что скажешь, дочь моя? – обратился божественный Ра-Аменхотеп к Тефнут-Тее, с самого начала действа хранившей молчание.
Тея поднялась с кресла и тоже воздела руки к небу.
– О, Атум – прародитель наш великий! Правитель Та-Урсы[16]! Потомок твой предателем стал и убийцей! Как объяснить мне это детям моим, Гебу и Нут, стоящим ныне у ложа твоего предсмертного? Чем утешить мне Исиду и Гора?..
В тот самый момент, когда Тефнут испрошала совета у Атума – своего умирающего прародителя, оставшегося на Та-Урсе, на сцену поднялся Шу и с пафосом воскликнул:
– Горько говорить мне, сестра и жена моя, но Сет заслуживает смерти! Нет ему прощения! Люди почитали Осириса, Исиду и коварного Сета за богов, несущих им процветание и справедливость! Неужто ж мы оставим убийство Осириса безнаказанным? – Шу, вопрошая, повернулся к Ра и Тефнут и умоляюще простер к ним руки.
– Нет! Вот мой божественный жезл! – ответствовал Ра, протягивая Гору золотой жезл. – Пусть он и станет оружием возмездия! И да восторжествует справедливость!
Тот-Тутмос поднялся с колен, приблизился к Ра, принял из его рук протянутый ему жезл и лишь потом передал «оружие возмездия» Гору-Камосу, своему близкому другу и наперснику, многозначительно при этом подмигнув. Сей известный обоим условный знак означал: жду тебя после представления в своём шатре.
* * *Утомительное представление под названием «Из жизни богов» наконец завершилось. Как всегда, благодарные зрители осыпали актёров ароматными лепестками роз, выращенных во дворцовых садах «коварным Сетом», то бишь трудолюбивым садовником.
Аменхотеп любил эти ежегодные представления, они дарили ему иллюзию справедливости жизни. Сегодня же на протяжении всего действа он наблюдал в основном за Верховным жрецом, исполнявшим роль мученика Осириса. Вот уже который год фараон не уставал удивляться его актерским способностям! Да, уж что-что, а лицедействовать, вернее «притворяться» Ранеб умел!..
Невольно в памяти Аменхотепа всплыли слова отца, Тутмоса IV, касавшиеся отношения к богам и жречеству. Ещё задолго до того, как отправиться в царство Осириса, отец неоднократно внушал Аменхотепу, что богов следует чтить и уважать, ибо они – прародители всего Великого Египта. А вот давать излишнюю волю жрецам ни в коем случае не стоит – иначе те рано или поздно непременно пожелают возвыситься над потомком божественного Ра, то есть над самим фараоном.