— Я полагала, Ковчег был помещен в гробницу Сусакима, — как бы мимоходом заметила Эди. — По крайней мере, такая версия отражена в фильме «В поисках потерянного ковчега».
К удивлению Кэдмона, сэр Кеннет, вместо того чтобы отчитать Эди за упоминание художественного фильма в серьезном споре, широко улыбнулся:
— Вы просто очаровательны, моя дорогая. Но в отношении Сусакима и Ковчега Завета вы пришли к ошибочному заключению. Как я уже говорил, нет никаких свидетельств того, что Сусаким забрал Ковчег.
— Разумно предположить, что, если войско фараона захватило Иерусалим, Сусаким разграбил храм Соломона, — возразил Кэдмон. — В конце концов, единственная цель вторжения в Израиль заключалась в том, чтобы награбить как можно больше.
— А какие у вас есть доказательства того, что Сусаким прикоснулся своими алчными руками к этому заветному сокровищу?
— Как вы уже говорили, прямых свидетельств в Библии нет, однако разумно предположить…
— Вздор! Ничего разумного в этом нет! — громко воскликнул сэр Кеннет, ударяя кулаком по столу. — Больше того, ваши предположения безосновательны. Я бы посоветовал вам, юный Эйсквит, поумерить вашу фантазию.
Он вскочил на ноги, подошел к окну и, несмотря на декабрьскую погоду за стеклом, распахнул створку, впуская морозный зимний воздух. Старинное стекло поймало лучи полуденного солнца, подарив старику серебристый нимб.
— Reginae erunt nutrices tuae! — проревел сэр Кеннет, обращаясь к голым деревьям, обрамлявшим двор часовни.
Нижняя челюсть Эди едва не вышла из сустава — таким было ее изумление.
Кэдмон, видевший это представление уже много раз, встал, подойдя к подносу с чаем, взял две булочки с орехами и одну протянул Эди.
— «Да будут царицы кормилицами твоими», — перевел он. — Это строки из Книги пророка Исайи являются девизом Королевского колледжа.
Откусив кусок булочки, Кэдмон уставился поверх курчавой профессорской головы в окно, глядя на маленькую каменную террасу, выходящую на сад с клумбами. В цветущее изобилие весеннего семестра сэр Кеннет собирал на клумбе свои любимые цветы. Почему-то воспоминание об этих весенних днях оказалось особенно острым. И особенно болезненным.
— Понимаю, сэр Кеннет растопчет меня, если я предложу это, — понизив голос, промолвила Эди, — но что, если Сусаким бросил Ковчег Завета на Ездрилонской равнине точно так же, как филистимляне бросили его в Вифсамисе? Сусаким мог так поступить, если египетские воины начали жаловаться на язвы и болезни. Или еще лучше, если фараон стал свидетелем того, как одного-двух его воинов подбросил в воздух электрический заряд, выработанный Ковчегом? Думаю, это явилось бы достаточной причиной для того, чтобы спрятать Ковчег, прочитать молитву и убираться поскорее из Ездрилонской равнины.
Найдя такой сценарий вполне правдоподобным, Кэдмон вернулся на место. От грусти не осталось и следа.
— Ты женщина моего сердца, — улыбнувшись, сказал он.
А про себя подумал, что впоследствии на дар Сусакима богам мог случайно наткнуться рыцарь-крестоносец, размеры золотого сундука Галена, приведенные в «Реестре податей», в точности совпадали с размерами Ковчега Завета, упомянутыми в Ветхом Завете. А Ездрилонская равнина, где Гален Годмерсхэмский обнаружил свой золотой сундук, была тем самым местом, где Сусаким воздвиг памятную стелу.
— Сэр Кеннет сказал что-то о том, что Галену принадлежали некие «священные предметы». Как ты думаешь, а что, если Гален также наткнулся на часть щитов Соломона?
— Вполне вероятно, что Сусаким оставил какое-то количество золотых щитов в качестве подношения богам, — тихо произнес Кэдмон. — Хотя я бы не высказывал это предположение нашему хозяину.
— Понятно.
Закрыв окно, сэр Кеннет прошел к письменному столу.
— Ничто так не прочищает рассудок, как хороший крик, а? Дорогая моя, вам надо непременно как-нибудь попробовать. Подозреваю, у вас отличные легкие. — Профессор повернулся к Кэдмону: — Хотя наша беседа получилась очень интересной, молодой Эйсквит, ваше предположение сравнимо с плевком в аэродинамической трубе. В лучшем случае оно эфемерное.
— Вот так и «рождается ужасная красота», — усмехнулся Кэдмон.
— У вас всегда была слабость к цветастым литературным сравнениям. Если бы вы занялись не средневековой историей, а средневековой литературой, вы бы далеко пошли.
— Поздно сожалеть об этом.