— Испарись, нечисть, не то я за себя не ручаюсь! — загрохотал озлобленный голос Музыканта на весь гостевой этаж.
Как и всегда случалось в подобных ситуациях, жильцы «Ковчега» начали потихоньку вылупляться из своих нор и наблюдать за сценой. Занудин тоже позволил себе присоединиться к числу зрителей.
— Поглядите-ка на него — поэ-эт! — надрывался Музыкант. — Стихоплет ты бездарный… зато обормот редкостный! Вот ты, чувырла, кто!
— Да ты… да ты… хам… наглец… — Поэт не находил слов.
— А иди ты куда подальше!
— Я сейчас тебе пойду, та-ак пойду! — замахивался в ответ своим маленьким кулачком Поэт, однако предусмотрительно держал дистанцию.
— Завали хлебало, очкарик! Сейчас линзы-то повыдавливаю, будешь знать! Поэтишка поганый! Стихоплет! Стихи писать — не петушки сосать, понял?!
— На «понял» не бери! Понял?! Тоже мне — Орфей! Ха! — Поэт принялся напевать (без малейшего намека на музыкальный слух) какие-то несуразные мотивы, тем самым, видимо, подковыривая Музыканта. — Ух, Ф-Ф-Ферзь какой! Тьф-фу! Козявка ты, а не музыкант…
Музыкант опешил и побледнел. Стрела, которую Поэт не мудрствуя лукаво пустил обратно, без труда попала в цель.
— К-козявка?..
Музыкант секунд тридцать стоял на месте как пришибленный. Вдруг встрепенулся. Нервным шагом удалился к себе в комнату и хлопнул дверью.
— Зрелище иссякло, — безучастно объявил Виртуал, — победа по очкам присуждается Поэту.
— Фи! — обронила Женщина с таким видом, будто выдала целую тираду.
— Из-за чего сыр-бор-то? — спросил еще кто-то, но так и не получил ответа на свой вопрос.
Зрители уже собирались расходиться, но внезапно дверь Музыкантовской комнаты распахнулась, и вылупившие глаза «ковчеговцы» оказались свидетелями того, как бедолага Музыкант, пыхтя и крякая, пытается вытащить в коридор ударную установку…
Любопытный поворот событий привлекал их внимание ровно до тех пор, пока Музыкант не завершил вынос установки и не раздались первые звуки соло на барабанах. Двери комнат дружно захлопнулись. Лишь Панки, натянув на головы длинноволосые парики, хохоча и улюлюкая, выскочили в коридор и принялись самоотверженно трясти бутафорскими лохмами.
— Я не козявка, я — бог! — в исступлении рычал Музыкант. — Я — бог, бог, Бо-о-ог!!
Поэт был вынужден ретироваться. Впрочем, любой в «Ковчеге» в эти минуты с радостью согласился бы, что Музыкант «бог», лишь бы тот прекратил наконец свою оду ядерной войне. Музыканта собственное выступление, наоборот, очень вдохновило, и он еще долго барабанил на весь дом, выкрикивая при этом какие-то гулко-разухабистые и напыщенные фразы.
Что касается Занудина, то он легко вышел из положения, заткнув уши ватными тампонами. Присев на край кровати и наслаждаясь наступившей тишиной, огляделся: не осталось ли чем похмелиться после вчерашнего…
А вот что произошло вечером того же дня.
С тех пор как за окнами стемнело, в доме стало непривычно зябко, и Занудин коротал время с дядюшкой Ноем у камина. Со стороны их соседство выглядело довольно странным и взаимоотстраненным. Они почти не обращали внимания друг на друга. Ной задумчиво курил трубку. Занудин, кисло облизываясь, потягивал вермут с гвоздикой. В камине весело потрескивало и стреляло, и только эти звуки наполняли отрешенную пустоту холла.
На старых дрожжах Занудин в какой-то момент почувствовал себя очень лихо — голова неистово закружилась, перед глазами заплясали огненные фигурки, виски сдавило.
— Спокойного сна, дядюшка Ной. Пойду-ка я. Что-то мне как-то не того… — вытирая со лба испарину, прокряхтел Занудин.
— Спокойного сна и тебе, — негромко отозвался старик, утопая в облаке табачного дыма.
Тело Занудина почти не слушалось. Одеревеневшие ноги еле-еле доковыляли до лестницы, а вот взойти по ней оказалось и вовсе настоящим испытанием. Поднявшись на второй этаж и мучаясь одышкой, Занудин с облегчением подумал, что до номера уже подать рукой. Опираясь о стену, не спеша двинулся дальше. И вдруг его что-то насторожило. В темном коридоре он был не один…
Оборвав шаг, Занудин плотнее прижался к стене и стал вглядываться. В глазах рябило как на экране поломанного телеприемника. Занудин попробовал проморгаться, и отчасти это помогло — рябь поредела. То, что ему удалось рассмотреть мгновением позже, заставило оцепенеть от ужаса…
Во мраке коридора присутствовал некто. Этот некто, судя по всему, не мог заметить приблизившегося Занудина, поскольку был всецело увлечен погоней за… головой, которая точно шальная кружилась по полу.
Обман ли зрения, последствия двухдневного пьянства, сбившийся зрительный фокус… Занудин видел то, что он видел!
В следующий момент голова была наконец поймана, наказана хлесткой пощечиной и благополучно водворена на место — то есть туда, где только что красовался скудный пенек шеи и больше ничего. Занудин беззвучно ахнул.
Таинственная личность (теперь уже с головой на плечах) отворила дверь одной из комнат и юркнула внутрь. Занудин с выражением испуга и муки на лице поплелся вперед — он должен был узнать, кому принадлежит номер (сразу сориентироваться было сложно из-за темноты и собственного полуобморочного состояния). Но не успев дойти до цели самой малости, Занудин потерял сознание…
…Очнулся он поздней ночью с ужасной болью в висках и мерзкой сухостью во рту. Как оказался спящим на полу в коридоре, спросонок не сообразил. Походкой сомнамбулы Занудин проследовал в свой номер. Долго сосал из-под крана холодную воду. Выкурил полсигареты, после чего его стошнило.
Рвущими движениями избавившись от одежды, Занудин рухнул в постель и вновь погрузился в беспамятство.
— 22 —
Собираясь с утра на завтрак, Занудин призадумался на тему вчерашнего происшествия, и снова его сковал ужас. Что же это, в действительности, было?! Все соседи не без странностей — спорить не о чем. Но один-то из них и вовсе… колдун?! инопланетянин?! упырь?! О-хо-хо. «Один из» — безусловно, не тот ответ, который мог бы удовлетворить.
Выйдя в коридор, Занудин долго всматривался в протянувшийся ряд дверей с развешенными на них табличками. Словно припоминающий ходы шахматист и подчиненная ему фигура, слившиеся ради общей цели воедино, «переставлял» он себя с «клетки» на «клетку», пока не выискал наконец тот пятачок, с которого наблюдал вчера за ошарашивающей сценой. Занудин всмотрелся перед собой пристальнее, прикинул одно к другому, соотнес точку обзора с расположением комнат, учел погрешность… Он уже знал, что не успокоится, пока не выведает всей правды. Постепенно круг подозреваемых сузился до следующих лиц:
1) это мог быть Виртуал.
2) мог быть кто-то из Панков.
3) мог быть Жертва.
Но кто из них четверых?
Рассеянно поглаживая подбородок, Занудин спустился в холл…
За завтраком не было Жертвы, и Занудин сразу принял это на вид.
Дальше — без особой охоты ковыряясь чайной ложкой в омлете — Занудин принялся наблюдать за Виртуалом.
Виртуал, следовало признать, держался естественно и совершенно ничем себя не выдавал. На лбу его крупным шрифтом было отпечатано, что большую часть ночи он проторчал за компьютером, а под утро безмятежно отсыпался. Да и не вязалось это с его манерами ― гоняться, видишь ли, за ускакавшей головой! Ко всему прочему Занудин припомнил, что вчерашний таинственный субъект был определенно тоще.
Когда Занудин перевел взгляд на Панков, употреблять завтрак ему вовсе расхотелось.
Джесси был занят тем, что пускал изо рта слюну — метился в чашку с кофе. Слюна либо под тяжестью собственного веса обрывалась и становилась частью бразильского напитка, либо, как можно ниже свиснув, ловко затягивалась обратно в рот. Игра называлась «кофе без пеночки»…