— Охренеть. — Ника храбро подошла к машине и осторожно сунула голову в салон. — Да он вообще сухой, даже не пахнет!
— Верю на слово.
— Коля, ты что, не понял? — Глаза Ники горели. — Он полностью высох. Это сколько времени должно пройти?
— Не знаю, много, — пожал я плечами. — Что тебя удивляет? Я дома окно оставил приоткрытым, так у меня подоконник новый сгнил. Да и металл полностью проржавел, глянь на капот. — Я указал на темно-рыжие пятна. — Мы лет десять… проспали. Как бы бредово это ни звучало.
Ника как-то странно на меня посмотрела.
— Ты так легко об этом говоришь.
— А как я должен об этом говорить? Я проснулся посреди затопленного универсама в окружении разлагающихся мертвецов. Город затоплен, в пригороде стаи волков. Я не против потрындеть на абстрактные темы, но сейчас вопросы выживания волнуют меня больше метафизики.
— Деревня, — со вздохом повторила Ника. — Ладно, пошли дальше.
Центр города оставил двойственное впечатление. Пожары прошлись и здесь. Небольшое кафе-ресторан на центральной площади сгорело дотла, как и мелкий магазинчик по соседству. Стеклянные стены офисов мобильной связи, торговавших телефонами, были разбиты, стенды перевернуты. Несколько телефонов валялось на полу, большинство выгребли. Битые автомобили стояли кучей и порознь, в киоск уткнулся автобус с разбитыми стеклами. Здесь проходила самая оживленная часть трассы. Вчера ночью, когда мы шли мимо, деталей не разглядели. Да, сказать по правде, мы и не смотрели по сторонам, мечтая об одном: упасть на что-нибудь горизонтальное и уснуть. Теперь же я рассмотрел картину во всех подробностях.
Однако, несмотря на удручающий пейзаж, в глаза бросилось и другое. Центральная площадь стала первым местом, за которое люди начали борьбу.
Главное, на что я обратил внимание, — отсутствие трупов. Ни обглоданных тел, ни высушенных скелетов. Убирать машины с трассы не стали, но водителей или то, что от них осталось, вытащили. Второе — люди. Около местных магазинов собралась небольшая толпа. Несколько человек копались в стареньких раздолбанных «газельках». Мимо прокатил велосипедист. В общем, жизнь кипела.
Ополченцев с красными повязками я тоже заметил. Один прилаживал к маршрутке шланг, собираясь, по-видимому, слить бензин или что от него осталось. Двое дежурили у закрытых дверей магазина. На перекрестке стоял одинокий полицейский — щуплый парнишка в обшарпанной форме, при фуражке и пистолете. Кобура расстегнута.
Когда я направился к нему, он напрягся и положил ладонь на рукоять.
— Стой, — предупредил он. Я замер. — Кто такой, чего надо?
Мы проговорили минут пять. Я так и не понял, поверил ли он, что я из города. Зато мне его напряги стали понятны. За последние полтора дня на полицию нападали трижды. Два раза успешно. Убивали, забирали оружие. Двоих нападавших подстрелили, они оказались беглыми заключенными. Постовой сказал, где заседает местное начальство, но добавил, что хрен мы туда попадем — не до нас.
— Ты пистолет взяла? — спросил я у Ники, когда мы отошли в сторону.
— А как сам думаешь?
— Хорошо. — Разговоры про сбежавших бандитов, нападающих на полицию, мне не понравились. — Давай-ка сходим к местному царьку, тут недалеко. Примут не примут не знаю, а совесть будет чиста.
Не приняли. Нужное здание я нашел быстро. Приемная была забита до отказа, гвалт стоял такой, что себя не слышно. Мне удалось протолкаться в приемную и сообщить секретарю — сурового вида женщине, — что мы приплыли из города и хотим пообщаться с руководством вне очереди. Женщина ненадолго скрылась в соседнем кабинете. Через минуту оттуда выглянул жилистый широкоплечий мужчина в очках, мельком глянул на меня и тут же нырнул обратно. Секретарь посмотрела на меня презрительно и велела выметаться.
— Зашибись, — только и сказал я, когда мы вышли на улицу. — Что это было?
— Эпик фейл. — Ника откинула челку. — И куда теперь?
— Куда-куда, травку полоть.
— Ты всерьез хочешь там копаться? — удивленно приподняла брови Ника.
— Не хочу, — признался я, — а придется. Кушать-то хочется.
Огород представлял собой жалкое зрелище. Я спустился в овражек, где располагался небольшой участок, сначала стихийно облагороженный, а потом честно приватизированный дедом в начале двухтысячных. Я вспомнил, сколько труда ушло на то, чтобы привести его в порядок, заполнить ровными рядами грядок, выстроить прямые, пригодные для посадок террасы на склоне, вырастить деревья.
Не осталось ничего. Исчезли ровные дорожки, исчезли аккуратные грядки. Везде росла сорная, по колено, трава. Ручей, где я в детстве с успехом ловил лягушек, пересох, видимо, питался от городской канализации. А вот миниатюрный колодец с родником на дне уцелел.