Некоторое время Сан Саныч сверлил меня взглядом. Странная и глупая ситуация — стоять нос к носу с человеком в противогазе. В другое время кто-нибудь из нас обязательно сострил бы по этому поводу. Вот только сейчас нам было не до шуток. Мне показалось, охранник всерьез обдумывает, не дать ли в морду и мне, но он сдержался. Сменил тему:
— Что произошло?
Пустынное шоссе, перекресток с уткнувшимся в столб грузовиком, гулкая ночная тишина. За последние месяцы я видел подобную картину десятки раз.
Только раньше ночь не наступала в час пополудни.
Луч фонаря выхватил длинный, заваленный трубами прицеп. Грузовик едва успел вырулить с завода, когда водитель отключился. Машина не успела набрать скорость, удар вышел несильным, и спустя тридцать лет водила должен был открыть глаза. Однако в город пришла вода, и сейчас на ремнях безопасности висел лишь склеванный птицами полуразложившийся труп.
Я оглянулся. Несмотря на темень, светящийся барьер был почти не виден: мы отошли слишком далеко. С той минуты, как мы проникли на завод, прошло чуть больше трех часов.
Вот тебе и безобидный, ни на что не влияющий свет.
Никаких прыжков во времени и прочих видимых катаклизмов не случилось. Просто, едва мы вышли с территории завода на Черемшанскую, начало смеркаться, хотя часы показывали полдень. Впору было бежать без оглядки, но мы не сразу сообразили, что к чему. Решили, что виноваты затянувшие небо облака.
Затем начались барьеры. Их было много. Они огораживали небольшие участки, словно огромные капли ртути, разлитые вокруг ТЭЦ. Мы лавировали по пылающему лабиринту, и яркое, неестественное сияние разгоняло сгустившуюся тьму.
Наконец, кольца света остались позади, и мы оказали ровно там, где хотели: рядом с гигантскими цистернами.
Тихо.
Над головой — черное небо, расчерченное падающими звездами.
Ночь среди белого дня — сильное впечатление.
Сан Саныч приказал проверить содержимое цистерн. Мы убили четверть часа, борясь с заржавевшими люками и забирая пробы вязкой черной жидкости…
В город выбрались без проблем. Пунктирная линия на карте на поверку оказалась не монолитной: мнимый внутренний барьер состоял из двух, с довольно широким проходом посередине. Грузовик пройдет без проблем. Так что, если топливо сочтут годным, трудностей с транспортировкой не будет.
Конечно, если найдутся люди, готовые работать там, где день пролетает за три часа…
Пройдя перекресток, мы свернули на Алма-Атинскую и вскоре увидели отблески костра.
— О! А мы уж думали, вам конец! — радостно выдал молодой солдат вместо приветствия.
Проснулся задремавший Пичугин и немедленно полез с расспросами. Остальные — что солдаты, что ученые — сгрудились вокруг. Рассказ о хроновыверте встретили прохладно. Попросту говоря, нам не поверили. Пичугин долго требовал, чтобы мы признались в розыгрыше и перевели подкрученные стрелки часов обратно. Так и не выбив из нас признания, он, в конце концов, с досадой махнул рукой и перешел к частностям. Главным объектом интереса стал я — человек, побывавший за внутренней стеной света.
Игорь из дискуссии самоустранился, неуклюже присел возле костра и уставился на огонь. Судя по неестественной позе, простым синяком на ребрах он не отделался.
Мой рассказ Пичугина не удовлетворил. По его мнению, он слишком смахивал на сцену из фантастического фильма. В ответ я спросил: что именно он ожидал услышать? Рассказывать, как меня затащил пес, я не стал. Версия о том, что я поскользнулся на смазке, звучала достовернее. Никто и не подумал, что вся смазка, попавшая на пол, если она там и была, должна была давно высохнуть и окаменеть. Ну, а выстрелы — что выстрелы… Вы же сами видели тут стаю. Тупой пес заскочил за барьер, и Игорь подстрелил его во избежание… Нормальная версия.
Поняв, что больше из меня не выжать, Пичугин все внимание переключил на карту. Потребовал нанести наш маршрут и нарисовать все встреченные барьеры. Я воспользовался паузой и, пока остальные упражнялись в топографии, подсел к Игорю.
— Болит?
— Ребро. Кажется, трещина или перелом. — Игорь косо посмотрел в мою сторону. На скуле у него разлилась лиловая гематома.
— Спасибо.
— Да ладно, Коль. Сколько мы друг друга в «Лефт фор дэд» поднимали.
Я через силу улыбнулся вялой шутке.
— Ты всегда был командным игроком.
— Да ладно, — повторил Игорь. Криво улыбнулся. — Ты бы тоже за мной пошел. Что я, не знаю?
Я отвел глаза, посмотрел на пляшущие языки пламени. Пошел бы? Наверное, пошел. Это ж не на амбразуру кидаться. Впереди ждала неизвестность, и что бы ни болтали всякие умники, неизвестность лучше верной смерти.