— Коля, это ведь тот самый пес? — тихо спросил Игорь после паузы.
— Да.
— Откуда он взялся?
— Не знаю. Ты его убил?
— Убил. — Игорь подобрал сухую веточку и кинул в костер. — Убил и добил. Не поверишь, я испугался. Никогда собак не боялся, а тут, когда его узнал, страшно стало. Сейчас думаю, может и не стоило его убивать.
— Может быть. — Тема вдруг стала мне неприятна до тошноты.
— Коль, сколько их было?
— Кого?
— Ну, этих… барьеров. — Игорь отправил в огонь очередную щепку. — Мы не один пересекли — это точно. Сначала мне показалось — два, но теперь мерещится, что три.
Я вдруг отчетливо вспомнил, как после падения в свет на миг воцарилась темнота. Потом вспыхнуло вновь, и опять свет сменился мимолетной тьмой — стоящие подряд стены света, между которыми считанные сантиметры?.. Почему бы и нет? Далеко не так безумно, как разлившаяся посреди белого дня ночь.
— Не знаю. Я глаза закрыл. Там какие-то вспышки были. Кажется, всего три.
— Ага. — Игорь осторожно оперся о локоть и растянулся на холодной земле. — Я немного посплю. Когда эти наболтаются, разбудишь, ладно? Тут где-то есть надежная квартира. Наверное, мы туда пойдем, не всю же ночь посреди поля торчать.
— Хорошо.
Я подобрал и отправил в костер веточку. Она занялась и вспыхнула. Янтарные язычки заплясали на ней, как искры в пресловутых мерцающих стенах.
Что же вы такое, черт вас побери?
Что?
Глава 4
— Все в порядке? Жалоб нет?
— Вроде нет.
— Прекрасно, голубчик, прекрасно. Маечку повыше.
Хитроглазый усатый доктор протер стетоскоп и занялся прослушиванием моих легких. Стетоскоп сменился тонометром. Затем док поводил перед глазами молоточком, деловито постучал по коленке и бегло осмотрел ухо-горло-нос.
Как по мне, в осмотре не было никакой необходимости. По мнению дока — тоже. Но распоряжение подписал лично Коршунов, так что выбирать не приходилось. Два раза в день я без очереди заявлялся в кабинет врача, краснел под обжигающими взглядами больных и характерным подергиванием ноги демонстрировал отличные рефлексы.
— Кошмары не мучают? Стул хороший? Голова не кружится?..
Доктор сделал запись в тетради и погладил округлый животик. В наши дни похвастать таким могли немногие. Злоехидный Гиппократ ряшку не только не растерял, но и нарастил.
— Откуда столько злобы? — пробормотал я, натягивая куртку.
Меня била дрожь, несмотря на растопленную печку, в кабинете было прохладно.
— Профессия, знаете ли, обязывает. — Док отложил карандаш и залихватски пригладил усы. — Это не злоба. Жесткость, цинизм, правда-матка в глаза.
У меня было стойкое ощущение, что доктор надо мной посмеивается.
Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянул Вержбицкий. Глаза сонные, волосы нестриженые.
— Легок на помине. — Я приветственно махнул рукой. — Заходи, я всё.
— Привет.
Игорь зашел и прикрыл за собой дверь.
— Здравствуй-здравствуй, Игорек. — Доктор снова принялся протирать стетоскоп.
— Привет, Гиппо…
Я спешно покинул комнату. Эти двое друг друга терпеть не могли. Я пару раз присутствовал при их разговорах — яд в каждом слове, причем в смертельных дозах. Профессиональная ревность, что ли?
Продолжая зябко кутаться, я выскочил наружу и быстро зашагал в сторону Самарской площади. В последнее время у меня появилась дурацкая привычка приходить в последнюю минуту… Последнее время, последняя минута — неоптимистичные какие-то тавтологии… И вроде слежу за временем, стараюсь выходить в срок, а все равно постоянно опаздываю. Обязанности, чертовы обязанности, которых с каждым днем все больше: Коля сделай то, Коля сделай это, и никакого света в конце туннеля.
На площади было пусто. Только туша бронетранспортера привычно стыла на ветру. БТР не мог сдвинуться с места — маленький секрет, известный лишь узкой группе людей. Какая-то серьезная поломка, которую так и не смогли устранить. Но башня ворочалась, пулемет работал, так что паралитика отбуксировали к зданию мэрии, то ли для солидности, то для устрашения. Что до бодро бегающего предшественника, он охранял главную сокровищницу коммуны — топливное хранилище.
На КПП я показал пропуск, назвал пароль — теперь их меняли каждые три дня — и прошел в мэрию. По дороге меня останавливали еще дважды. Обыскали и сверили рожу с черно-белой фотографией с такой тщательностью, будто я тут впервые.