Сто лет назад ситуация изменилась. Ни с того ни с сего Объединившиеся полностью свернули производство двигателей. Ни объяснений, ни обещаний когда-либо возобновить выпуск не последовало.
С этого момента двигатели Конджойнеров резко повысились в цене. Время от времени кто-нибудь организовывал отчаянные налеты в попытке заполучить хоть один экземпляр. Одна из таких попыток и послужила поводом к началу войны.
До Клавейна доходили слухи, что Объединившиеся продолжают выпуск двигателей для собственных нужд. Но он совершенно точно знал, что это просто выдумки. Указ о немедленном свертывании производства распространялся на всех без исключения. Более того, было введено жесткое ограничение на использование уже существующих экземпляров, причем даже внутри фракции. Но зачем? Клавейн терялся в догадках. Он предполагал, что инициатива исходила от Закрытого Совета, но не понимал, почему эти меры сочли необходимыми.
При этом «Ночную Тень» построили именно по распоряжению Закрытого Совета. Клавейну поручили провести испытания прототипа, но открыли ему только несколько секретов корабля. Ремонтуа и Скейд явно знали больше, и он готов был поспорить, что Скейд обладает еще более полной информацией, чем Ремонтуа. Чуть ли не весь рейс она находилась непонятно где — возможно, занималась каким-то сверхсекретным военным оборудованием. Все попытки выяснить, что она там делала, провалились.
А зачем Закрытый Совет санкционировал постройку нового корабля? Война близится к концу, враг почти разбит — какой был смысл это затевать? Клавейн снова подумал о том, чтобы войти в Совет. Возможно, это не обеспечит ему ответов на все вопросы — для этого ему, пожалуй, придется стать членом Внутреннего Кабинета. Но он сможет узнать намного больше, чем сейчас.
Соблазнительная перспектива.
С какой легкостью Скейд и остальные Объединившиеся крутят им! Клавейн с отвращением отвернулся от «Ночной Тени». Зеленое сияние угасало — по мере того, как он осторожно приближался к ближайшему входу.
Вскоре Клавейн уже находился внутри и пробирался вдоль трубопроводов разной толщины, которые уже не могли нормально держать воздух. Он запросил данные по схеме корабля и ощутил что-то вроде легкой щекотки, когда информацию подгрузили ему в сознание. Это был миг необъяснимого узнавания, похожего на приступ дежа вю. Впереди был очередной воздушный шлюз. Протиснуться в тамбур в этом неуклюжем бронированном скафандре оказалось непросто. Клавейн захлопнул за собой люк, и воздух с ревом ворвался в тамбур. Затем на противоположной стене распахнулся люк, пропуская его в помещение, где еще сохранились остатки атмосферы. Тьма буквально обрушилась на Клавейна — ошеломляющее чувство, которое длилось несколько секунд. Сенсоры шлема заработали в режиме повышенной чувствительности, заменив обычное визуальное восприятие инфракрасным излучением и сонарные лучи поверх нормального визуального поля.
(Клавейн?)
Его вызывала одна из Объединившихся, входивших в разведгруппу. Клавейн обернулся, чтобы «осветить» ее лицо, и налетел на переборку.
«Что вы обнаружили?»
(Ничего хорошего. Все мертвы.)
«Точно все?»
Мысли женщины, четкие и меткие, влетали в его голову, словно пули.
(Да, причем смерть наступила недавно. Никаких повреждений. Все выглядит очень продуманно.)
«И никаких признаков уцелевших? Мы думали, что хотя бы один из них жив».
(Никого, Клавейн.)
Она открыла ему свою память. Клавейн принял предложение и заранее приготовился к тому, что предстояло увидеть.