Скейд огляделась. Они выбрались в некую полость — одну из самых просторных в недрах устройства. Черные фестончатые стены камеры, такой просторной, что в ней можно было стоять, усеивало множество слотов и вводных портов.
«Здесь все и произошло?»
(Да. В этом месте показания поля оказались самыми высокими.)
«Я не вижу тела».
(Приглядись повнимательнее.)
Проследив направление его взгляда, устремленного на небольшой участок стены, Скейд приблизилась, протянула руку, обтянутую перчаткой и коснулась покрытия кончиком пальца. То, что выглядело таким же блестящим и черным, как и вся поверхность камеры, напоминало мякоть плода и окрасило перчатку в алый цвет. Стена была облеплена слоем какого-то вещества примерно в четверть дюйма толщиной.
«Пожалуйста, скажи мне, что это не то, о чем я подумала».
(Боюсь, как раз именно оно.)
Скейд ощупала алую субстанцию. Вещество было достаточную вязким, чтобы образовать единую клейкую массу даже в невесомости. Время от времени рука натыкалась на какие-то твердые вкрапления — то ли куски костей, то ли обломки механизмов, но ни одно из них не превышало размером пиктограмму.
«Расскажи мне, как это случилось».
(Он находился рядом с фокусом поля. «Состояние два» сохранялось не больше мгновения, но этого оказалось достаточно. Любое движение могло стать роковым — даже непроизвольное вздрагивание. Может, он был уже мертв, когда его размазало по стене.)
«Как быстро он двигался»?
(Несколько километров в секунду, можно не сомневаться).
«Надеюсь, ему было не больно. Ты почувствовал, как его ударило»?
(Через корабль. Как будто взорвалась маленькая бомба.)
Скейд приказала перчаткам очиститься, и пятно перетекло обратно на стену. Клавейн мог смотреть на подобные сцены совершенно спокойно. За время своей солдатской службы он достаточно насмотрелся на всякие ужасы, чтобы обзавестись мощной психологической броней. Как бы ей хотелось позаимствовать у него эту способность — хотя бы отчасти! Скейд довелось участвовать в боях лишь опосредованно — за исключением пары случаев.
(Скейд?)
Гребень, похоже, выдал ее чувства.
«Не волнуйся за меня. Просто выясни, что произошло, и убедись в том, что такое больше не повторится».
(А программа тестирования?)
«Разумеется, программу надо продолжать. А пока наведи здесь чистоту».
Фелка проплыла в другую камеру своего обиталища. Вместо инструментов к ее поясу было привязано множество маленьких металлических клеток. Нежно позванивая, они двигались вместе с ней, точно спутники, окружившие планету. В каждой клетке находился выводок белых мышей, которые копошились и фыркали, как ни в чем не бывало. Фелка тоже не обращала на них внимания. Она не держала их в клетках подолгу. Мыши хорошо питались, а вскоре им предстояло обрести что-то вроде свободы.
Фелка нырнула в сумрак. Темноту нарушало лишь слабое сияние, которое проникало из соседней комнаты через извилистый цилиндрический переход с полированными деревянными стенами цвета жженой карамели. Нащупав на стене ультрафиолетовую лампу, Фелка включила ее.
Одна из стен комнаты — Фелка никогда не задавалась вопросом, где находится пол, а где потолок — была закрыта бутылочно-зеленым стеклом. За ним находилось нечто, на первый взгляд напоминающее миниатюрный водопровод — хитросплетение извилистых труб, стоков, сальников, клапанов и насосов. Диагонали и пролеты соединяли их в лабиринт, связывая между собой сферы, назначение которых было трудно понять. Трубы и каналы имели только три деревянных стенки, четвертую образовывало стекло, таким образом, все, что двигалось или протекало внутри, можно было видеть снаружи.
Фелка уже поместила в систему около дюжины мышей. Зверьки попадали внутрь через маленькую дверцу, расположенную с краю стекла, которая открывалась только в одну сторону. Они быстро добирались до ближайшей развилки и выбирали каждый свое направление, и теперь рассеялись по всему лабиринту. Казалось, невесомость не вызывала у мышек ни малейшего беспокойства. Их коготки достаточно крепко цеплялись за деревянную поверхность трубок, чтобы зверьки могли свободно бегать в любом направлении. Наиболее сообразительные научились даже скользить по трубам, сводя к минимуму трение о их поверхность. Но редко какой мыши удавалось освоить такой трюк, не проведя в лабиринте несколько часов.
Подтянув одну из клеток, Фелка открыла ее. Три белых мыши, заключенные внутри, скользнули в лабиринт и тут же разбежались. Похоже, они действительно обрадовались освобождению.
Фелка ждала. Рано или поздно одна из мышей пробежит через лючок или клапан, соединенный с высокочувствительной системой подпружиненных деревянных рычагов. Как только мышь заденет заслонку, рычаги придут в движение, передавая толчок по всему лабиринту, закрывая или открывая дверцы в паре метров от того места, где они были изначально. Другая мышь, пробираясь через отдаленную часть лабиринта, неожиданно обнаружит, что проход, который был на этом месте, куда-то исчез. Ей придется принять решение, в чем раньше не было необходимости. Она ощутит беспокойство, которое еще никогда не возникало в ее маленьком мозгу. Возможно, что выбор, который она сделает, приведет в действие еще одну хитрую систему рычагов, что тоже отразится на каком-то секторе лабиринта. Паря в центре камеры, Фелка наблюдала, как это происходит. Деревянный лабиринт непрерывно и непредсказуемо изменялся, причем эти изменения производили сами мыши. Зрелище было весьма увлекательным.