Сабин колеблется.
– Винна, я не это…
– Вон! – кричу я, чувствуя, как меня разрывает на мелкие кусочки.
Сабин смотрит на меня, и я отвечаю ему полным яда взглядом. Дверь за ним захлопывается, и я сползаю на пол, обхватывая голову руками. Он мудак, но он прав: я действительно ничего толком не знаю. Я не знаю, как быть кастером или почему я, черт подери, так отличаюсь. Не знаю, что со мной происходит и почему я испытываю подобные эмоции по отношению к, по сути, незнакомцам. Ничего не знаю о том, откуда я родом, и совершенно точно не знаю, куда движусь сейчас.
Глава 21
Все собрались за огромным столом на улице. Прошла неделя с тех пор, как я начала избегать всех, кто живет в этом чудовищном особняке эмоционального насилия. Я игнорирую стук в свою дверь и изо всех сил стараюсь передвигаться незаметно. Так было до сегодняшнего дня, пока Лила не заставила меня пообещать, что я спущусь на барбекю.
Мало мне было страданий, так еще и ни одной из сестер здесь нет.
Киган стоит за грилем, я пытаюсь ему улыбнуться и прохожу туда, где сидят все остальные. Паладины обсуждают свое последнее задание – кажется, в формате «вопрос-ответ» при участии парней.
Когда я спускаюсь по лестнице террасы, на меня устремляются полные удивления взгляды. Сажусь за длинный кованый железный стол и пытаюсь вникнуть в разговор. Я полностью отключаюсь, когда вдруг похлопывание по плечу вырывает меня из спутанных мыслей. Оглядываюсь: все смотрят на меня.
– Что? – выпаливаю я несколько резче, чем хотела.
– Ты в порядке? – спрашивает Айдин.
– Ага, – неубедительно даже для себя отвечаю я.
Он с любопытством смотрит на меня, но я не отвечаю на вопрос в его взгляде.
– Есть новости, когда приедет чтец? – монотонным голосом спрашиваю я.
– На следующей неделе должен быть, – отвечает Лахлан столь же кратко и емко.
Райкер спрашивает у Лахлана, не Тирсон ли это будет, но я больше не слушаю. Поймав на себе еще несколько любопытных взглядов, я решаю, что нужно прило– жить больше усилий, чтобы выйти из раздраженного состояния.
– Ну и когда же мне наконец-то доведется надрать тебе задницу? То есть потренироваться? – игриво спрашивает Айдин.
С минуту обдумываю его вопрос. Может, именно это мне сейчас и нужно. Я привыкла усердно тренироваться и сражаться, и определенно я скучаю по этому.
– В любой момент – если ты готов к сокрушительному поражению. Может, начнем завтра утром?
– Утром у меня не получится, но ближе к вечеру – вполне, – отвечает Айдин.
– Я приду посмотреть, – заявляет Бастьен и одаривает меня восторженной улыбкой.
Пробую ответить ему тем же, но терплю неудачу, и улыбка Бастьена тускнеет.
– Думаю, всем нам интересно посмотреть, на что способна Винна. Вы двое, будьте готовы к зрителям, – говорит Лахлан, и я стараюсь не хмуриться от его слов, больше похожих на угрозу, чем на попытку установить дружеские отношения.
Всю последнюю неделю я наблюдала за дядей: с мальчиками он ведет себя совсем иначе, чем со мной. Он добр к ним и заинтересован в общении, их отношения легкие и плавные. В подобные моменты он становится таким, каким якобы, если верить пытающимся убедить меня сестрам, является на самом деле.
Но то, что я вижу его таким с ребятами, не прибавляет надежды, что однажды теплота его улыбки будет направлена в мою сторону. Наоборот – это сжимает меня в тисках холодного безразличия, обращая в прах всякое желание удостоиться его нежности.
Это как если бы все, чего я когда-либо желала, было видно в окне, но сгнивало и обращалось в ничто в тот самый момент, как только я вхожу внутрь. В моей ситуации ничто и никогда не будет так, как у них. У меня никогда не будет того, что есть у них, и я вновь и вновь думаю о том, зачем я здесь.
Я пришла сюда, чтобы научиться магии и узнать, на что способна. Вместо этого я пытаюсь выпутаться из бесполезного влечения и причитаний по поводу того, почему дяде на меня плевать. Я пробыла здесь всего пару недель, но уже чувствую себя более запутанной и растерянной, чем когда-либо.
Практически на протяжении всего ужина я молчу. Отвечаю на парочку вопросов и делаю несколько комментариев, но в остальном отключаюсь и пытаюсь сосредоточиться на заходящем солнце, а не на жгучей зависти и одиночестве.
Мысленно даю себе пощечину в попытке вернуть власть на этом празднике жалости. Я здесь не для этого. Какая разница, нравлюсь я вообще хоть кому-то из них или нет? Пришло время получить то, за чем я пришла, и свалить отсюда на хер. Для этого мне нужно, чтобы приехал чтец и сказал, с чем предстоит работать. И если меня не станут учить эти паладины, я найду кого-то другого.