Я протянула вверх голые руки, прикоснулась ими к хрупким лианам, жаждущим пополнения. Дело было не в том, что для поддержания жизни им требовалась магия. А в том, что они должны были получить обратно часть того, что у них было отнято.
Лианы обвились вокруг моих пальцев, со скрипом раздвигаясь и охватывая руки. В этом движении чувствовалась осторожность, которая ужасала меня, как будто само растение было поражено тем, что кто-то может хотеть отдавать, а не брать.
— Accipere, — пробормотала я, сильнее сжимая руку и побуждая лианы брать то, что им нужно.
Они медленно потянулись вверх по моим рукам, обвивая кожу и обвиваясь вокруг татуировки цветов. Дойдя до локтя, они остановились, переключив свою энергию с распространения на сжатие.
Я вздохнула, когда они больно сжались, и кожа в местах прикосновения лоз вздулась.
— Уиллоу, — сказал Ибан, шагнув ко мне.
— Не надо, — сказала я, когда лианы слегка втянулись.
Он не трогал меня, пока я закрывала глаза. В местах прикосновения растений кожа лопалась, по краям просачивалась кровь, когда крошечные колючки вонзались в меня. В тот момент, когда лианы втянули кровь, воздух наполнился привкусом магии. Он был металлическим и землистым, с запахом цветов и хвои. Лианы содрогались от каждого глотка, от каждого рывка, питаясь тем, в чем им было отказано.
То, что изначально принадлежало им.
— Магия крови запрещена. Если Ковенант узнает, чем ты занимаешься… — запротестовал Ибан.
Мои глаза распахнулись.
— Что они собираются делать? Изгонят меня? — спросила я с резким смешком.
Все мы знали, что я добровольно уйду, если мне будет предоставлен выбор, но этот выбор был отнят у меня еще до моего рождения. У моего рождения, у моего существования была только одна цель.
Ковенант был слишком глуп, чтобы распознать гадюку, подстерегающую в цветах и готовую нанести удар при первой же возможности.
Я упала на колени, наблюдая, как растения продолжают пить, забирая лишь достаточное количество крови, чтобы нести магию, в которой они так отчаянно нуждались. Мое подношение не осталось незамеченным. Сухие листья, покрывавшие лозы, вновь ожили. Зеленый цвет вырвался из лозы в том месте, где она коснулась меня, и волной распространился вверх от локтей к рукам. Она продолжала двигаться к шпалере, и жизнь начиналась заново, пока деревянная опора за ней не скрылась под пышной зеленью растения.
Я свесила голову вперед, когда наступило изнеможение, но была полна решимости отдать растению все, что ему было нужно. Хватка ослабла, как будто растение поняло, что осмелилось взять слишком много, что если оно подвергнет меня риску, то, возможно, никогда больше не получит нового подношения. Когда растение отпустило меня, один листик прошелся по моей щеке, и я прильнула к нему.
В ответ на мягкую и едва уловимую благодарность.
Лоза мягко скользнула по моей коже, оставив отчетливые кровавые рубцы, и вернулась на шпалеру, которую называла своим домом.
— Давай отведем тебя к целителю, — сказал Ибан, шагнув ко мне.
Я погрузила пальцы в землю под собой и набрала горсть грязи, которая теперь казалась мягкой и спелой. Я намазала ею свои раны, покрыв руки и кисти.
Она принесла мне облегчение, которое я заслужила своим подношением, и светилась мягким зеленым светом, пока мои раны зашивались. Глаза Ибана расширились, он смотрел, как я счищаю грязь с рук, обнажая гладкую, незапятнанную кожу.
Я попыталась встать, покачнувшись на ногах от нахлынувшего головокружения. Лоза протянулась, обхватила меня за талию и укрепила без спроса.
— Она помогла тебе. По собственной воле, — сказал Ибан, и шок в его голосе обезоруживал. Кем бы он ни был и кем бы ни стали Брэи, они были настолько далеки от того, чему меня учила мать о Зеленых, насколько это вообще возможно.
— Наша магия — это баланс. Ты не можешь брать больше, чем отдаешь, и при этом ожидать, что природа ответит на твой зов. Это танец, отношения, подобных которым не существует. Если мы только берем и используем, то чем мы лучше людей, которые отравляют землю? — спросила я, нежно проводя пальцем по лозе, которая поддерживала меня.