— Ты хоть представляешь, что бы я отдал за то, чтобы стать ведьмой, которую наши предки выбрали для того, чтобы носить кости?
— У меня есть кое-какие предположения, — сказала я, позволяя горечи прозвучать в своем голосе. Я точно знала, что он отдаст за то, чтобы его выбрали.
Он отдал бы им меня. Он пожертвовал бы мной в одно мгновение, если бы думал, что кости достанутся единственному оставшемуся представителю рода Гекаты. Именно поэтому у него был только один ребенок, чтобы на его пути стоял только один человек.
Жертвенный агнец.
Он не чувствовал их зова. Не слышал, как они шепчут ему в ночи, когда должна была наступить тишина.
Ради Эша, этого не могло случиться. Я выросла, зная, что однажды мне придется либо убить своего отца, либо позволить ему убить меня.
Звонок в дверь избавил нас от необходимости признавать эту реальность, заставив меня быстро сесть и посмотреть на дверь.
— Твою мать, — зашипела я, впервые надеясь, что это просто надоедливая соседка, пришедшая с запеканкой, чтобы поинтересоваться нашими делами и моими планами, как я буду содержать нас двоих.
Отец повесил трубку, не сказав ни слова. Не было никакого трогательного прощания — даже зная, что, если это тот, кого я опасался, он может больше никогда меня не увидеть. Была очень большая вероятность того, что я не переживу университет Холлоу Гроув.
Я поспешила к двери и устремилась к лестнице. Облегчение пронеслось в воздухе, когда Эш остался внутри, надежно укрытый от посторонних глаз. Много лет назад ему запретили открывать дверь, чтобы защитить его, и я с облегчением вздохнула, поправляя серый свитер и торопливо спускаясь по лестнице.
— Иди на кухню и не высовывайся, — прошептала я, отгоняя его как можно дальше от входной двери.
Он сделал то, что ему было сказано, и скрылся на кухне, хотя и задержался возле дверного проема, чтобы послушать, о чем там могут говорить.
Его любопытство могло бы меня добить.
Я глубоко вздохнула, пытаясь убедить себя, что это просто миссис Джонсон ждет с той стороны. Что она решила проверить, поели ли мы, и принесла нам еще одну лазанью. Положив руку на позолоченную дверную ручку, я посмотрела на амулет, который уже застегнула на шее. Цепочка не имела значения, но черный турмалин, надежно спрятанный в розово-золотой проволочной клетке, защищал от внушения. Все ведьмы в Ковене носили их, когда достигали совершеннолетия, и будь я проклята, если рискну встретить кого-нибудь у своей двери без него.
Свободной рукой я потянулась вверх и отстегнула цепочку и засов. Покрутив ручку, я в последний раз оглянулась, чтобы убедиться, что Эш остался незамеченным, приоткрыла дверь и выглянула наружу.
Я сглотнула, когда мой взгляд упал на мужчину, стоящего на крыльце. Он был один, его губы кривились в слабой улыбке. Я не сомневалась, что она была успокаивающей, смягчающей его полные губы от напряженного состояния, которое, казалось, скрывалось под этим незнакомым жестом.
Определенно не миссис Джонсон.
Сила, исходящая от него, подтвердила, что он не только не мой любопытный сосед, но и не человек, не говоря уже о том, что он действительно живой. Его глаза вспыхнули, встретившись с моими, голубая сталь на мгновение потемнела, прежде чем он опустил их к амулету на моей груди. У меня перехватило дыхание, когда я почувствовала, как эти тлеющие глаза пробежались по моему телу, как они словно когтями провели по поверхности моей кожи.
Он был прекрасен и неистощим — катастрофа, которая только и ждала, чтобы произойти.
— Мисс Мадизза, я полагаю? — спросил он, медленно наклонив голову в сторону, его голос был глубоким и хриплым. Его взгляд продолжал блуждать по моему телу, скользя по животу и полным бедрам, пока его улыбка не расширилась, когда он заметил на моих ногах боевые сапоги.
— Вы разговариваете со мной? Или с моими ногами? — спросила я, натягивая свитер на грудь. Его взгляд медленно, томительно вернулся наверх. Он не спешил снова встретиться с моими глазами, несмотря на то, что я обращалась к нему, высокомерие многовековой жизни позволяло ему вести себя так, что это не соответствовало манерам.
— Я определенно разговариваю с вами, — сказал он, скрестив руки на груди. Он прислонился плечом к железной колонне, поддерживающей крышу открытого крыльца, и выглядел слишком уютно в пространстве, которое должно было принадлежать мне.