Солнце палило нещадно. Его лучи обтачивали высокие скулы, окрашивая заостренное лицо Коула в золото. Когда он нагнулся, чтобы вынуть из-под льда еще один пирог, свет затанцевал на россыпи его веснушек, расходящихся по лицу в хитросплетении с мелкими родинками. Карие глаза оказались светлее, чем выглядели вчера во мраке чернильных туч, а каштановые волосы вились вовсе не от влаги, а сами по себе. Кофейные локоны пружинились, зачесанные на затылок. Не старше двадцати пяти лет, худой и высокий, он выглядел отстраненным, далеким и непонятным даже для меня – ведьмы, для которой «быть непонятной» – синоним повседневной жизни. Коул выглядел одиноким. Неприступным. Задумчивым. И… диким?
– Нашел! – громко объявил Коул, неся в руках еще три пирога, в этот момент он выглядел по-детски счастливо, настолько, что мне почти расхотелось делать то, что я собиралась.
Однако ключи от машины с брелоком-ракушкой, соблазнительно звенящие на его большом пальце, быстро расставили все по местам.
Я налегла на соседний стеллаж и оттолкнулась ногой, обрушивая стойку с консервными банками на Коула, несущего яблочные пироги.
Послышался сдавленный крик и топот разбегающихся посетителей, когда упавший стеллаж задел соседние. Я стремительно обогнула гору из сваленных продуктов, из-под которой торчали длинные ноги, и подобрала ключи от машины, упавшие рядом с коробкой кукурузных хлопьев.
Выбежав на улицу прежде, чем кто-нибудь из покупателей помог мычащему Коулу, заваленному консервами, выбраться, я нашла его машину и сняла блокировку на пульте.
Синий джип поприветствовал меня громким гудком. Вытащив заправочный шланг, я запрыгнула за руль и завела мотор. Вездеход – то, что нужно для непредсказуемых многолетних скитаний по стране! Я точно оставлю этот джип надолго.
Предвкушая скоростной кайф и освежая в памяти уроки вождения Рэйчел, я сняла машину с ручника.
– Штрудель!
Мне в спину впилась бритва, раздирая пальто, и я завизжала. В лицо кинулся гигантский комок шерсти, и от неожиданности я вдавила ногу в педаль газа, но, не проехав и метра, впечаталась в заправляющийся фургон. Даже после резкого толчка животное не оставило попыток разодрать мне лицо, но, запутавшись в моих волосах, протяжно замяукало. Стащив с себя чудовищное животное, которое оказалось толстым рыжим котом, я вывалилась из джипа и попыталась подняться, чтобы трусливо бежать, бросив ключи на землю.
Длинные ноги в коричневых ботинках и полосатых носках отрезали мне путь к отступлению. Коул схватил меня за воротник пальто и убрал с моего лица всклоченные волосы, чтобы я в полной мере смогла лицезреть неоднозначное выражение на его лице. Наверное, именно такое лицо бывает у тех, кто ловит преступника с поличным, – самодовольство, граничащее с жалостью.
Но впервые за много лет я вдруг вспомнила, что это такое – предчувствовать, как даже вопреки дерьмовым обстоятельствам твоя жизнь вот-вот изменится в лучшую сторону просто потому, что произошло то, что должно было произойти с самого начала.
– Так вот оно что, – прошептал Коул, щелкнув своим зеркальцем и выставив руку так, чтобы видеть мое отражение. – Ты ведьма.
III. Лев и дева
– Ведьма.
Я поперхнулась ирисками, пакетиком которых меня любезно угостил Коул, и сняла фетровую шляпу.
– Вам что, нравится оскорблять меня, детектив?
Молодой мужчина лениво повернулся. Находиться со мной лицом к лицу давалось ему с таким же трудом, с каким мне – выносить душный климат Дели или шумных ирландцев в дублинской пивнушке. Даже после всего, что свело нас вместе в этом дрянном тайском ресторане, дикости в его тигриных глазах не поубавилось ни на грамм. Правда, в отличие от дикости зверя, его дикость ничуть не устрашала – кто станет бояться того, кто напуган сам? А Коул был напуган. Кажется, постоянно. Тонкие пальцы, отстукивающие по краю стола барабанную дробь, лишний раз убеждали в этом. Раз, два. Раз, два. Шаманский ритм, усыпляющий бдительность. Коул передернул плечами и поправил воротник клетчатой рубашки, еще не выглаженной после шторма в Новом Орлеане. В свете выцветшего торшера карие глаза подсвечивались янтарем, а кофейные кудри выглядели еще более спутанными, чем мои волосы после встречи с его котом.
– Ведьма, – повторил Коул, когда я снова захрустела конфетками. – Это многое объясняет.
– Еще одно слово – и я уйду.
– М-м… Ведьма.
– Прекрати! Что с тобой не так?
Гигантская статуя Будды подглядывала за нами из-под гирлянды красных бумажных фонариков, подмигивая в полумраке драгоценными вставками вместо глаз. Коул вновь отбил пальцами какой-то марш, длящийся целую минуту, за которую я успела слопать миску Том Яма. Когда я приложила ко рту салфетку, он наконец-то заговорил, тихо и размеренно. Точнее, запел: