Там жила я. Там я и умерла – умерла та часть моей души, которая ушла следом за семьей, разорвавшись от горя. И ни за что я не согласилась бы вернуться туда после того, как уже однажды позволила Рэйчел уговорить меня… Позволила Рэйчел там же меня и покинуть. Озеро Шамплейн больше не первоисточник магической силы. Озеро Шамплейн – кладбище, с какого края к нему ни подступись.
Память заржавела, но ожила, когда я услышала эти слова. Полчаса от Шелберна и час от Шарлотта, а в сумме полчаса от особняка. Бёрлингтон входил в наши владения, как и все прибрежные города, за магический порядок в которых отвечала Верховная.
Бёрлингтон – моя ответственность.
– Я не поеду.
Должно быть, это прозвучало так, будто я испугана, потому что Коул резко подался ко мне. Повеяло запахом чая и жженой карамелью.
– У меня однокомнатная квартира с видом на рыбацкий причал, – начал наседать он, часто моргая. – Я живу один… Ну, почти один, если не считать Штруделя. Ему по праву принадлежит диван, но, думаю, он не станет возражать, если мы переселим его на лежанку, а тебе достанется моя кровать.
– Коул, я не поеду.
– Кровать, кстати, ортопедическая.
– Коул…
– Ты украла у меня две тысячи долларов, – попытался воззвать к моей совести он.
– Ты сам оставил мне их!
– Да, – Коул взъерошил кудри. – Я забыл. Зеркало мне очень дорого, и его пропажа вытеснила все остальное. Но это в любом случае кража… – И, смутившись при виде моих гневно раздутых ноздрей, он тут же поднял белый флаг: – Эй, я не собираюсь писать на тебя заявление! Мне просто было бы приятно, если бы ты согласилась их отработать. Не в том смысле! – Коул тут же осекся, краснея. – Я не знаю тебя, а ты не знаешь меня, но у нас обоих есть то, что мы можем дать друг другу, – он сел прямо и на волшебную долю секунды все же смог заставить себя задержать взгляд на моих глазах. – Твои знания и магия в обмен на временное пристанище. И, что самое чудесное, тебе даже не придется ничего красть! Продукты за мой счет.
Предложение звучало сомнительно, но выгода – многообещающе. Ладони вспотели от одной лишь мысли, что на свете вновь появится кто-то, на кого я могла бы положиться, как на Рэйчел в свое время. Я встряхнула головой и отрезвела: участи, к которой ее привела близость со мной, никто не заслуживал. Особенно Коул.
Языки пламени уничтожают, уничтожают, уничтожают.
– Ты всего лишь человек, Коул, – мягко прошептала я. – Весьма необычный человек, отрицать не стану, но ты даже понятия не имеешь, в какие неприятности я могу тебя втянуть. Ты ведь не знаешь всей истории и уж тем более не знаешь, смогу ли я помочь тебе. Я не самая выдающаяся ведьма, детектив, и вообще-то я направлялась в Сиэтл, так что нам не по пути и…
Стараясь не поднимать глаза на Коула, я быстро перехватила лямку своего рюкзака и потянулась под стол за скрипкой, чтобы сбежать, но молния на рюкзаке предательски затрещала. Из него посыпалось содержимое, завалив проход между столиками. Гастингс вздрогнул и наклонился за разлетевшимися картами Таро, выпавшими из шкатулки вместе со склянками и бельем.
– Я сама! – остановила я его, когда Коул поднес к лицу одну из позолоченных карт, вглядываясь в изображения веселого юнца, скачущего по холмам с узелком наперевес.
– Что это? – поинтересовался Коул, не выпуская карту.
Я обреченно выдохнула.
– Эта карта Дурака. Ее еще называют Шутом. Как видишь, карты никогда не ошибаются, – язвительно подметила я, и когда Коул повернул ко мне другую поднятую карту, то только подтвердил мои слова: – А это Верховная Жрица. Олицетворение тайн и ворожбы.
– Поразительно, – восхитился Коул, хотя о его восторге я лишь догадывалась, ведь он всегда говорил с одной интонацией, а выражение лица у него менялось только в моменты смущения. – А если я спрошу у них о твоем преследователе?
– Не смей!
Но Коул уже поднял следующую карту, и внутренности у меня скрутило.
– Можешь не объяснять, – тихо сказал Коул, садясь за стол с тремя картами, зажатыми между пальцев. – Я и сам вижу. Это дьявол.
Чудовище, чьи рога вились так высоко вверх, что почти выходили за край рисунка. На фоне скалящегося дьявола вопили белые фигуры в цепях, преклоняя колени, – низвергнутые души, навсегда заточенные в его власти. Ни одна карта не описала бы натуру Джулиана лучше, чем эта.
Воспользовавшись моим замешательством, Коул наклонился и собрал все мои вещи, а затем разложил их перед собой. Убедившись, что под столом не затерялась ни одна хитрая карта, он завороженно перетасовал их, оставив уже выбранные три лежать рубашками кверху.