– Шеду.
– Это я уже слышала. Подробнее.
Эго, Спор и Блуд хищно улыбнулись. Голоса их теперь звучали иначе.
– Имя мне Монтаг, Принц Дураков, Изгнанный, но не Отчаянный, – произнес Эго.
– Я есть все, что было тебе нужно, – продолжил Блуд.
– И что нужно по сей день и будет нужно потом, – подхватил Спор.
– Сейчас я твой фамильяр. Три грима, призванные служить и защищать. Завтра я стану большим. Или меньшим. Я стану другим, как другим становится каждый, кто доживает до следующего утра.
– Я есть перемены, что грядут.
– Я есть парус, что направит тебя по их ветру.
– Я – Принц Дураков, – повторили они хором. – И в этот раз я выбрал тебя, так возрадуйся милости своего гения!
– Гения? – переспросила я, откидываясь на спинку стула, и нервно засмеялась. – Подожди… Вы что-то вроде моего ведьмовского ангела-хранителя, верно? И покровительствует мне существо, которое почему-то повелевает… Кем? Дураками? Хм, это как-то оскорбительно.
– Я не существо! – огрызнулись гримы. – Я высший демон!
– Имени Монтаг нет в писаниях Гоетии. Тебя вообще нигде нет. Ты не ровня высшим!
Гримы стушевались, даже Эго, самомнение которого было непомерно огромным для такого щуплого кошачьего тельца.
– Гоетия – глупый перечень глупого Соломана! Да что он знает, – фыркнул тот, пристыженно отворачиваясь.
Я вздохнула, поправляя распахнувшийся халат.
– Если ты шеду, то почему выглядишь так? То есть… вас трое. Но все вы части одного существа, верно? Зачем разделились?
– Такова наша кара, – буркнул Эго, отвернув мордочку. – За последние десятилетия без подопечного мы ослабли… стали пороками, которым сами же потакали. Но скоро все изменится. Мы становимся сильнее, когда ты рядом.
– Тогда другой вопрос. – Коты поочередно мигнули глазами. – Где же вы шлялись пол моей жизни?! Почему мы встретились только в коттедже Коула?
– У нас был отпуск. Как оказалось, именно он нас и ослабил, но…
– Подожди, что?.. Отпуск?!
– Наша вечная служба утомила нас, – раздражился Блуд. – Ты прыгала по миру и не планировала заниматься колдовством всерьез, поэтому…
– Мы решили, что ты обойдешься и без нас, – продолжил Спор.
– А в детстве ты в нас не нуждалась. Твоя мать и не подпустила бы к дочери Принца Дураков. Видишь ли, мы всегда были не самым выдающимся защитником…
– Ох, правда? Ни за что бы не догадалась, – не сдержалась я. Коты презрительно сощурились. – Раз вы мой гений, то вы должны помогать мне, так?
– Должны, – неохотно признали они. – Но лишь в меру своих сил. И желаний! Ты нам не хозяйка, а мы – не слуги. Мы сторожа.
– Тогда расскажите мне, что это за пение, и я от вас отстану.
«Вот черви снаружи, вот черви внутри, танцуют на лбу у тебя до зари».
Коты нахохлились, а я выглянула в окно, вслушиваясь в чарующие слова, преисполненные грусти, которую никому не было дано понять.
– Это называется песней Эхоидун, бестолковая.
Но ответили вовсе не гримы, а Тюльпана, стоящая в арке гостиной со слоеной булочкой в руках. Я вскочила со стула, сконфузившись от ее появления: неизвестно, как долго она стояла там. Отщипнув клочок сладкого теста, она положила его себе на язык и улыбнулась, уже переодетая в ночную сорочку с длинным ажурным подолом.
«Живот твой станет зеленым совсем, и гной наружу польется как крем. На хлебец намажешь соус такой – у мертвых еды не бывает другой».
– Значит, ты тоже слышишь?
– Мерзкую песенку из сборника «Страшных историй» Элвин Шварц? Ага. – Тюльпана тщательно жевала, заставляя меня сгорать от нетерпения. – Все Верховные сейчас это слышат. Кто-то отчаянно нуждается в помощи.
– Кто? – нахмурилась я.
– Ведьма, разумеется. Юная и без ковена, которой не на кого положиться, кроме самой себя. Она попала в беду или хочет учиться… Но скорее первый вариант.
Я прислонилась к колонне.
– Почему это называется песней Эхоидун?
– Ты не знаешь, кто такая Эхоидун? – уточнила Тюльпана насмешливо.
– Знаю, просто…
– Так звали Верховную Верховных, царицу ведьм, создавшую восемь даров, которыми мы сейчас имеем счастье пользоваться. Уверена, об этом ты точно слышала. Поговаривают, будто Эхоидун – это имя царицы, ставшее нарицательным. Ее магия была столь сильна, что подобный зов услышал весь мир, когда ее пленили охотники, с потомком которых ты сейчас спишь. Этим пением ведьмы зовут себе подобных, когда нуждаются в них. Иногда это случается непроизвольно, в моменты печали или опасности. Слова могут быть любыми – доносят их до тебя эмоции, а не зазубренное заклятие. Это наша природа. Мы рождаемся, живем и умираем в ковенах. Как ни крути, это ведьмовская потребность – быть частью чего-то большего.