– …я надеюсь, что для вас все обойдется… без последствий. Без серьезных последствий …
Внезапный дискомфорт охватил Анну. Ей было тяжело смотреть сейчас на Биргстрема, слушать его. Но она знала, что это нужно ему, и слушала, чтобы хоть кому-то их них стало легче.
– Мне очень жаль. И вообще, и… Мне жаль, что это именно вы. Если бы я только знал…
«Если бы…» Что бы тогда изменилось, Карл? Мы с тобой бросили бы тех, кого любим, и сбежали на север, в тундру, туда, где не ловится мобильная сеть? Хотя она тут, возможно, всюду ловится.
Анне захотелось улыбнуться своей фантазии, но губы неожиданно задрожали, и она плотно сжала их. Она тоже любила этот оборот, только говорила иначе – «Если б я была другим человеком», – эта фраза звучала в её непрерывных рассуждениях чаще всего. Слова «если бы» всегда произносятся слишком поздно и являют собой лишь форму прощания с тем, что было безвозвратно упущено.
– Поймите меня… а, впрочем, не нужно!… – тут лицо Биргстрема передернулось, он махнул рукой, в три шага преодолел расстояние до машины и открыл перед ней дверцу.
* * *
С этого момента словно началось негласно объявленное время тишины – больше они не сказали друг другу ни слова. Биргстрем хранил безразличное выражение лица и вел машину, как автопилот. Анна отвернулась к окну, и её устремленный вперед неподвижный взгляд скользил по прохожим, фасадам и витринам, и со стороны могло показаться, что на самом деле она ничего не видит и не запоминает. Но нет, зловредная память с садистской дотошностью фиксировала все, готовясь преподнести ей потом целый ворох ненужных воспоминаний, которые еще долго будут мучить по возвращении.
Странно, что как раз о возвращении думать было тяжелей всего. Завтрашний день заслонял его, как и все остальное будущее. Как бы Анна себя не настраивала, она вернется домой уже другой, и там все тоже будет по-другому.
…Пока они обедали, день разгулялся. Небо очистилось от бесцветной пасмурной дымки и оказалось высоким, налитым слегка разбавленной синевой. Десятки незаметных прежде деталей разом открылись глазам Анны – фотографии на первых полосах газет в киосках, каменный орнамент на стенах, афиша кинотеатра, старушка с пончиком в руках в дверях кафе, парень в костюме при галстуке на велосипеде… Хотя улица была широкой, солнце уже перевалило зенит и не доставало до её дна, но сверкало на остеклении универмага и в зеленых макушках не успевших поддаться осени деревьев. Впереди показалась треугольная площадь. Этот пятачок среди расступившихся неоготических зданий был залит ярким светом, и люди, с трех сторон двинувшие через дорогу на «зеленый», словно спешили поскорее выйти под этот свет.
Биргстрем остановил машину на светофоре.
Порой выход из сложной ситуации настолько прост, что в него трудно поверить. Он открывается внезапно, словно портал в параллельный мир, и так же внезапно растворяется в воздухе, чтобы теперь уже навсегда кануть в прошлое.
…Биргстрем остановил машину на светофоре.
На обдумывание порядка действий ушла пара секунд, потом Анна одновременно утопила кнопку ремня безопасности и нажала на ручку дверцы, скинула ремень и плечом вперед метнулась прочь из машины, словно та должна была вот-вот взорваться. Машинальным движением Анна даже захлопнула за собой дверцу. Главное – не оглядываться, главное – поскорее скрыться из виду Карла Биргстрема, не дать ему возможности себя окликнуть. Она с разбега вклинилась в группу людей, входивших в большой магазин, едва не сбив кого-то из них с ног, и пробежала через весь зал, огибая столы, продавщиц и вешалки с одеждой. Как она и ожидала, магазин имел еще один выход – она оказалась уже на другой улице, которая тоже была торговой и многолюдной. Анна пробежала насквозь еще один универмаг, а потом вышла и зашагала спокойно. Потому что сердце уже готово было выскочить горлом, и еще потому, что она с самого начала знала – никто за ней не гонится.
Слух выхватывал обрывки чужой речи. Сбившееся дыхание еще не унялось, и воздух, который она со свистом втягивала носом, холодил грудь изнутри. Анна не задумывалась, ни о том, куда идти, ни о том, что делать теперь. Это было что-то новое для неё – наконец-то можно было не думать ни об Инге, ни о её болезни, ни о деньгах.
Сложнее всего было не думать о Биргстреме.
Август 2017.
Квартирник
Здесь кто-то жил, но стёрся номер,
Танкист давно уехал прочь.
Мы спали, а в соседнем доме
Свет горел всю ночь.