В этот момент прозвучал заключительный аккорд и женщина раскланялась и ушла из студии, оставив однако музыкантов, тут же заигравших новую композицию. А юные, обнаженные модели вновь заняли помост, но теперь уже стояли, часто меняя позы, и как мне показалось, несколько подражая своей предшественнице…
Оборванная струна
Дела опоздавшие, с краю
обидно пылятся.
Опять
потерянно письма сверяю -
на чей адресат переслать?
Скучаю, мечусь, опадаю...
Я знаю, тебя не поднять,
Но заново день примеряю.
Зачем-то он дан мне, чтоб встать...
И как бы тобой проживаю —
тревогу твою не унять.
И снова лишь слезы глотаю,
надежде уже не мечтать.
------------------------------------------
Как больно!
(прости меня мама, тебе ведь еще больней)
Ему хорошо, эгоистка.
Не сложен весь пазл? — Заверши!
Кидаюсь из крайности в крайность,
топчусь, не проделав шаг...
Ах, папа.
Насколько слаба я.
Не удержу твой флаг.
Дела опоздавшие с краю...
Все летит кувырком. Работа стоит, сроки горят, а у меня ком в горле не дает дышать, смотреть, думать. Отодвигаю все эскизы в сторону. Беру лист ватмана, тушь, перо.
У меня все стоит перед глазами, кадр за кадром. Серпантин дороги со сбившимися в неровный шлейф провожающими, а до этого, мой судорожный бег за каталкой с папой до ящика морга, и до этого... Тяжелые дни отчаяния и робкой надежды, что выход из комы произойдет. Я прикрываю глаза, нет, зажмуриваю, чтоб не пропустить ни одной шероховатости в каменной кладке могил... Я рисую, зажав перо, почти яростно. Осознаю, что жаль инструмент — беру кисть, обмакиваю в тушь... Закрываю глаза и продолжаю, — силуэты людей, близких, родных, незнакомых религиозных служителей, маленькую трогательную Катюшку... Наконец, слезы прожгли дорожку, я меняю кисть на рапидограф, и продолжаю, уже глядя на рисунок, понимая, что основная боль схлынула в него. Последний на сегодня штрих. Что это? Насыщение? Удовлетворение? Я понимаю, что теперь могу закончить работу над логотипом, делаю это сейчас же — легко и свободно.
Монолог
Милый, ты заметил, что к нам сын приходил? Посмотри как чисто все вымыл, а букетик какой замечательный — я люблю такие темные розы. Все таки сын у нас самый организованный.
Старшая — придет, слезы втихомолку выльет до распухшего лица, соленым платком размажет пыль, камушки переберет и еще на год пропадет. Ну что ты молчишь? О младшей думаешь?
Да не пойдет она твоей дорогой, слишком увлечена своими рисунками. Знал бы ты, что она на твою годовщина выдала — кто смотрел — до влажных глаз и мурашек по коже. Все ж тебя провожали — вспомнили.
А без тебя слишком тяжело мне было. И дочку жалко. У нее сердце рвалось, измучилась она. Постоянно твердила, что подводит, но не может продолжить твою работу. Как новое письмо придет — губы синеют, но по номерам ищет папки клиентов, звонит им — все на руки раздала. Я-то совсем дура, ничего не соображаю в этом. Вот и рассыпалось все твое дело. Рано ты ушел.
Зато марки целы. Никому не отдали. Куда, зачем, для кого храним? Опять молчишь... Вот всегда ты так. Думаешь я не заметила, как ты, когда младшая приходит, весь в ухо превращаешься. Сказки ее слушаешь. Знаю, что не врет. Но уж больно сказочно все звучит. Будто месяцами шлифовала, чем нас побаловать. А камушки какие — и с Парижа и с Венгрии — захолустья какого-то, название смешное да жаркое.
И вот еще что заметила... Все же когда они вместе, как-то между ними не склеивается гладко. По-двое — хорошо, по-разному, но без шероховатостей. А как втроем, так будто молния какая вредная назревает, и нет-нет, да проскочит язвительным словом-взглядом-жестом. Может, и к лучшему, что они по разным городам живут...
Автор приостановил выкладку новых эпизодов