Трудно поверить, что в состряпанных делягами закупочных ведомостях значились не только вымышленные люди, но и вымышленные… населенные пункты, где якобы производилась заготовка фруктов. Допустим, есть человек по фамилии Митрохин или нет такого, сразу не установить. Однако же вряд ли все люди столь географически неосведомленные, что в пределах собственного района не знают названий сел. Быть такого не может! Не знает руководитель райзаготконторы — знает главный бухгалтер, кассир. Ведь филькины грамоты фирмы «Кабидзе — Наджария» проходили через десятки рук, их должны были внимательно читать, сверять. Но получилось так, что никто не сказал: «Стоп!»
Невероятные факты… Что за ними? Равнодушие? Безответственность? Преступная халатность? Почти два года продолжалась частнопредпринимательская деятельность группы махровых ворюг и расхитителей. Она обошлась государству, как упоминалось в определении суда, в десятки тысяч рублей. Из них малая толика составила, так сказать, накладные и производственные расходы, а остальные — чистый барыш.
Сказать, что о творящихся делах районные власти ничего на знали, нельзя. Знали, что Засядько и Сирень-ков организовали в колхозе цехи по переработке фруктов с привлечением «шабашников». Знали, что там «зашибают хорошую деньгу», но приходилось делать вид, что ничего плохого нет. Ведь сами санкционировали незаконные решения правлений колхозов, закрывали глаза на Примерный Устав колхоза и постановление Совета Министров СССР «О развитии подсобных предприятий и промыслов в сельском хозяйстве».
Тогдашние управления сельского хозяйства Подгоренского и Хохольского райисполкомов визировали и утверждали незаконные договоры об оплате труда, хотя нормы и расценки, указанные в них, как говорится, «ни в какие ворота не лезли». За одну тонну вырабатываемого сока (доброкачественного, высокой кондиции) полагается платить 9 рублей 32 копейки, а колхоз «Донской» по договору стал выплачивать 40 рублей, «Большевик» — 25 рублей. Такие завышенные расценки, а также «дотации» от самозваных «руководителей» обеспечивали людям, работающим в цехах, заработки до 600 рублей в месяц. Если учесть, что все они являлись знакомыми или родственниками «заправил» преступной группы, то это многое объясняет.
Деньги текли в загребущие руки барышников, и хотя они в расчетах с «мелкотой» стремились демонстрировать широту натуры и щедрость, между собой и у них ладу не наблюдалась. Между собой они грызлись за каждую сотню и строго следили не только за своим казначеем Швили, который вел учет и распределял между участниками группы похищенные суммы, но и за главарями, за каждым в отдельности. Дележка должна была производиться в строгом соответствии с «рангом» и «заслугами». И, не дай бог, если кто-то брал «не по чину»… Начиналась такая несусветная ссора, что «шефам» приходилось прибегать к весьма крутым мерам, дабы утихомирить разбушевавшихся сообщников.
Швили аккуратно «приходовал» поступавшие суммы, вел графу расходов. Записи делал на грузинском языке, наивно полагая, что такого рода шифровка поможет скрыть махинации. Она не помогла даже ему самому. Потому что, как только группа была поймана с поличным, тот же Наджария сразу рассказал о распределении обязанностей между соучастниками преступления и особенно о роли «казначея». Правда, потом, в суде, он начал всячески отказываться от показаний, данных на предварительном следствии, заявив, будто они были неправдивыми. Однако такое вещественное доказательство, как блокнот Швили с «сальдо-бульдо» на грузинском языке, наглядно подтвердило, что Наджария пытается обмануть именно суд, а на следствии он не лгал.
Лжи и выкрутас со стороны группы преступников было предостаточно и на следствии и на суде. Кабидзе и его сообщники сперва давали показания, более или менее соответствующие действительности. Иначе нельзя было: органы правосудия располагали множеством улик, от которых никуда не денешься. Запирательство и отрицание мало что им давали. Но после нескольких месяцев следствия обвиняемые, ошибочно полагая, будто проволочками можно что-либо выиграть, заявили вдруг, что ужасно плохо понимают по-русски и потребовали переводчика.
Но и языковый «тайм-аут» не помог. Следствие, а затем и суд проделали колоссальную работу, чтобы до конца разобраться в преступлении. Было допрошено более тысячи свидетелей. Проведено множество очных ставок, 36 почерковедческих, 4 химических, 3 баллистических, 5 судебно-психиатрических экспертиз, судебно-медицинская, судебно-бухгалтерская, 3 криминалистических исследования документов.